Еженедельный журнал, № 4

Галина Ковальская. Статья. Облава. Стр. 20-22

Бориса Кулыгина прямо из дома забрали в армию. По процедуре это как арест: пришел поздно вечером участковый с работником военкомата, велели быстро собрать вещи и отвезли сначала в военкомат, а оттуда, не заезжая домой, на призывной пункт, что на Угрешской улице. Борис впопыхах не вынул из кармана кошелек с деньгами, и теперь его сестренка осталась без средств к существованию. Борис - единственный опекун своей несовершеннолетней сестры, сироты. Вообще-то оставлять несовершеннолетних без опеки, то есть забирать в армию единственного опекуна, никто не имеет права. Но военком Бутырского военкомата счел, что у девочки есть еще один брат. Этот брат недавно условно-досрочно освобожден, с него еще не снята судимость, так что ни один суд не назначит его опекуном. К тому же он сам говорит, что сестра ему не нужна и он ее знать не хочет. В любом случае по закону пока опекун у девочки один, его призывать нельзя. Но военком - власть, и ему закон не писан. Судиться с ним некому: вряд ли попечительский совет возьмет на себя труд отстаивать интересы Кулыгиной, а сам Борис еще не скоро доберется до юристов. Да и шансы на то, что суд в данном случае встанет на сторону закона, как ни дико это звучит, не столь уж велики. Когда речь идет о призыве, суды нередко безоговорочно поддерживают военкомов, вопреки законам и здравому смыслу.

Студента дневного отделения Альвиана Джафарова забрили еще в весенний призыв 2001 года. Тогда под горячую руку похватали на улицах и по квартирам немало студентов-очников, имеющих законные отсрочки, но именно джафаровская история получила широкую огласку. Оказывается, если студент не сумел сбежать с призывного пункта и уже попал в армию, уволить его из рядов Вооруженных сил практически невозможно. В списках оснований для увольнения нет пункта "студент дневного отделения", поскольку законодателям, когда они составляли списки, не пришло в голову, что такой студент может оказаться в армии. Родители Джафарова при поддержке Союза комитетов солдатских матерей подали в суд. Но Останкинский районный суд отказал им в удовлетворении жалобы. Судья счел, что, поскольку студент в момент отправки на призывной пункт не предъявил военкому справку, что он студент, стало быть, должен служить. Ерунда, разумеется. Его отвезли на призывной пункт прямо из военкомата, куда притащили из дома, у него не было времени не то что сбегать в учебную часть за справкой, а собраться толком. Но дело даже не в этом. Студент не обязан иметь при себе документы, подтверждающие, что он студент. Это военком согласно Приложению №3 к Положению о призыве на военную службу граждан РФ обязан запросить справку по форме № 26. Но суд, как видим, счел иначе, а вышестоящий Мосгорсуд подтвердил справедливость этого решения.

Пока тянулись судебные разбирательства, парень все служил. Подоспела сессия. Мать Джафарова поехала к командиру части, умолила разрешить увольнительную для сдачи экзаменов. Тот разрешил. Экзамены были сданы без "хвостов", и молодой солдат снова вернулся под ружье. Родные и Союз комитетов солдатских матерей обратились к гарнизонному прокурору с просьбой прекратить произвол. Прокурор рекомендовал армейскому начальству, несмотря на решение суда, все же отчислить рядового Джафарова из личного состава, поскольку тот был призван незаконно. Прокурорской рекомендации вняли было, и студент вернулся домой. Однако эпопея на этом не закончилась: через пару месяцев в гарнизоне сменился прокурор, и новый назначенец пересмотрел решение своего предшественника. Парня срочно восстановили в списках личного состава и приехали снова забирать в армию. И тут у бедолаги не выдержали нервы: он попал в психушку. В Союзе комитетов солдатских матерей настаивают, что он не косил от армии, а по-настоящему заболел от всех этих злоключений.

В осенний призыв 2002-го, молодых людей вновь караулили с милицией по подъездам, вновь приходили домой, стараясь застать врасплох - попозже ли вечером, ближе к ночи или с утра пораньше - и тащили на призывной пункт. Часто врали: говорили, мол, отвезем в военкомат на медкомиссию, а из военкомата, слова не говоря, везли на Угрешку. Когда призывник проходит обычную процедуру: загодя получает повестку, приходит по ней на призывной пункт, у него есть хоть какая-то возможность собрать необходимые документы, если ему полагается отсрочка. Он может попытаться доказать, что повестка пришла по ошибке, наконец, может лечь в больницу на обследование, если нездоров. Конечно, разбираться с военкомами далеко не всегда получается, но в конце концов, если есть время, можно попросить помощи у тех же Комитетов солдатских матерей или у других правозащитников, обратиться к адвокату... Облава на то и рассчитана, что призывник ничего не успеет. Поэтому именно во время облав больше всего попадает в армию тех, кто, как Борис Кулыгин и Альвиан Джафаров, не должен быть призван.

Саша Ворожейкин получил повестку на 11 ноября и собирался идти в армию. А 5 ноября гулял со своей компанией, и с ними стали задираться взрослые мужики. Слово за слово, завязалась драка, один из мужиков вынул нож... У Саши - проникающее ранение позвоночника, тяжелая травма, с которой он лежал в больнице, а потом был выписан с назначением: два месяца домашнего режима. Разумеется, родные отнесли все документы в Лефортовский военкомат. Однако утром 17 декабря, в начале восьмого, к нему домой явился участковый с человеком в погонах и буквально вынул из кровати: "В военкомат на обследование". У Саши на руках был открытый больничный и выписка о состоянии здоровья, полученная в больнице. Все это человек в погонах взял с собой: "Там, в военкомате, хирург посмотрит". Однако ни к какому хирургу Сашу не повели, рану никто смотреть не стал. "Вышла какая-то тетенька в красной кофте, - рассказывал он потом матери, - и, даже не глянув в открытый больничный, сказала: "Ничего у тебя уже не болит, можешь служить". Не успел глазом моргнуть как уже привезли на призывной пункт, и вечером того же дня отправили в часть. Сашина мать, Людмила Николаевна, работает воспитательницей в детском саду. Утром уже собиралась на работу, когда незваные гости нагрянули. Переживала, конечно, что сына больного вытащили на улицу, но и в мыслях не держала, что забреют с раной в позвоночнике. Вернулась вечером с работы: где Саша? Бросилась звонить в военкомат, там с радостью отвечают: "А он уже в армии". Несколько дней не могла не то что связаться и поговорить с сыном - узнать, где он. "Всякий раз отвечали по-разному, то одно место, то другое называли", - у Людмилы Николаевны до сих пор начинает дрожать голос, когда вспоминает. Наконец все те же "Солдатские матери" нашли: парень в Москве, в Тушино. Перезвонила в военкомат, там опять говорят: "В Подмосковье". Она переспросила: "Мне сказали, что в Тушино!" Тогда через какое-то время военком подтвердил: точно, там. Хорошо, что нашелся так близко к дому. Вон в одной семье так же парня из дому забрали "на обследование" и пропал с концами. Больше недели семья не могла узнать, где он. Потом оказалось - в Хабаровский край увезли. Туда ведь и не позвонишь: никакой зарплаты не хватит. Так и не простились. Закон не обязывает военнослужащих, обеспечивающих призыв, сообщать перепуганным родителям, куда подевались их чада, а обыкновения такого у них и подавно нет.

Саша бодрится, говорит матери, что чувствует себя неплохо, только вот на морозе рана болеть начинает. И еще как-то раз после бани температура высоченная поднялась, но ничего, отлежался.

Максима Платонова забрили с остеомой бедра. (Остеома - доброкачественная костная опухоль.) 4 декабря вызвали в военкомат: он пошел туда, имея на руках медицинскую карту, в которой значился диагноз и было указано, что пациент нуждается в операции. Собственно, в декабре Максим и ждал своей очереди на операцию. В военкомате хирург его смотреть не стал, сразу направил к главному врачу. Главврач повертел в руках Максимову карту и сказал: "Одевайся, поедем на медкомиссию". Вместо медкомиссии юношу привезли на Угрешку. Если бы у него не оказалось при себе мобильника, родители и не узнали бы, что ему нужно привезти туда мыло и зубную щетку. Максимова нога, естественно, с первых же дней не давала ему покоя. "Все ребята бегут по плацу четыре круга, а я даже один пробежать не могу", - жаловался он матери. В начале января простудился, заболел воспалением легких, его положили в госпиталь. В госпитале умудрился пробиться к хирургу, тот подтвердил диагноз и показания к операции. 23-го в том же госпитале Максима оперировали. Что, Родине так необходимы солдаты, нуждающиеся в срочной медицинской помощи?

Хотя офицеры при общении с журналистами стоном стонут, что призывники сплошь нездоровые и работать с ними невозможно, хотя из-за того, что призывают ребят с неустойчивой психикой, то и дело случаются трагедии, и военкомы, и главы местных администраций - все отвечают лишь за количество призывников, а не за их "качество". Командир части, в которую попал Максим, ни с кого ведь не спросит, зачем им прислали больного мальчика. И даже если Максимовы родители надумают судиться (вряд ли: пока сын в армии, все боятся, как бы хуже не сделать), максимум, на что можно рассчитывать, - это на возвращение Максима домой (и то, если судья окажется не таким, как в случае с Джафаровым). А военкома за то, что призвал больного, никто не накажет. В июне 2000 года правительство РФ постановило награждать глав администраций регионов за выполнение плана по призыву: лучшему губернатору полагается орден, двум последующим - денежные премии. То есть губернатор прямо заинтересован забрить как можно больше ребят и не несет никакой ответственности, если среди них окажутся те, кто по закону не подлежит призыву или должен иметь отсрочки.

Дмитрий Кривоносов в отличие от Бориса Кулыгина, Саши Ворожейкина или Максима Платонова призыву подлежит по закону. Его мать, воспитывающая Диму без отца, инвалид всего лишь третьей группы, так что формально все правильно. То, что Татьяна Михайловна - глухонемая и у нее на руках парализованная бабушка, значения не имеет. Диму, как и других, с милицией забрали из дома на призывной пункт, оставив Татьяну Михайловну в полном отчаянии от собственной беспомощности: она ведь даже неотложку бабушке в случае чего вызвать не может.

Облавы на призывников - штука нынче чрезвычайно распространенная. Редкая призывная кампания без нее обходится. Они начинаются обычно за месяц-полтора до окончания призыва и, чем ближе к концу, тем становятся лютее. В середине 90-х ребят искали с помощью солдат из близлежащих воинских частей. Потом эту практику признали незаконной и теперь ловят с милицией.