Радио Свобода (web-сайт), 30 ноября

Андрей Шарый. Радиопередача. В Москве производятся облавы даже на тех призывников, которые не отказываются служить в армии.

Андрей Шарый: В Москве зафиксированы случаи облав на призывников, которые даже не получили повестки с требованием явиться на сборные пункты для отправки в воинские части. Молодые люди вызывались в военкоматы под предлогом прохождения медицинской комиссии или задерживались сотрудниками милиции прямо у дверей своих квартир.

Рассказывает Мария Персанова.

Мария Персанова: До сих пор считалось, что облавы проводятся только на тех призывников, которые по каким-то причинам уклоняются от службы в российской армии. 19-летний москвич Кирилл Баранов хотел служить на контрактной основе и дожидался повестки. Но призывная комиссия Люблинского районного военкомата, видимо, решила, что повестка это формальность, да и вообще призывников можно отправлять в часть, не предупреждая об этом родителей и их самих. Рассказывает мама Кирилла Валентина Баранова:

Валентина Баранова: Звонили с военкомата вечером и сказали, чтобы он пришел на медкомиссию. Пошел, ну, просто, налегке, без денег, без ничего, нет и нет его с военкомата. Я стала беспокоиться. Звоню без пятнадцати шесть в военкомат. Говорят - а его уже забрали. Собирайте вещи, приезжайте на Угреж, увидитесь с ним, покушать на сутки, вещи первой необходимости - зубную пасту, щетку. Я быстренько все собрала, приезжаю - с нами никто не хочет разговаривать, там он, не там, нам ничего не говорят. Мы там простояли, приехали на следующий день с утра, картина та же самая, никто с нами не хочет разговаривать... К нам относятся с презрением. Где мой сын? Многие родители стояли вот такие же, как и я, в таком же положении, с нами никто не хочет разговаривать, никто ничего не объяснит. Хотя бы скажите, где мой сын, передайте те же бутерброды ему, чтобы я была уверена, что он там покушал. "Да их там кормят, не беспокойтесь, их там кормят", какое кормят? Он двое суток голодный был, хорошо ребята-призывники поделились с ним, ничего их там не кормят, двое суток человек голодный был, без куска хлеба и в таких условиях, что даже в туалет - водили, как будто дезертиры какие-то. Он позвонил мне оттуда и сказал буквально два слова, "меня везут в Смоленск". И я поехала, два часа ждала на вокзале. На вокзале ко мне отнеслись по-человечески. Я подошла к военному коменданту и объяснила ситуацию. И мне сказали, что да, 17 человек отправляются поездом в 23.20 в 12-м вагоне. Конечно, он хотел идти в армию, он не был никаким уклонистом, он хотел записаться на контрактную службу. Такие обстоятельства, нет повестки, а что он сам пойдет? Есть такие энтузиасты - идут сами.

Мария Персанова: О противозаконности облав на призывников говорит ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова.

Валентина Мельникова: Если облавы сейчас в Москве возобновились - это очень плохой признак. Это значит, что милиция получила разрешение нарушать закон, по которому она работает. Милиция не может остановить человека мужского пола призывного возраста на улице и отвести его в военкомат. Она имеет право только или вручить ему повестку под расписку или составить акт, если он отказывается принять повестку, об административном правонарушении или может задержать на три часа для выяснения личности. То, что делается во время облавы с призывниками, называется захватом заложников, похищением людей. Вот как это можно квалифицировать. Ведь мы в 2000-м году осенью и в 2001-м весной получили около двухсот жалоб по облавам. Совсем недавно международная правозащитная организация "Хьюман Райтс Уотч" представляла большой доклад по нарушению прав граждан при призыве, в том числе по таким захватам и похищениям. Это, я так понимаю, что нашим и военным комиссарам, и главам администраций, которые отвечают за законность проведения призыва, и нашей милиции московской глубоко плевать и ан доклады, и на российское законодательство. Я очень надеюсь, что люди, у которых ребята попали в облавы и уже наводятся в воинских частях или едут туда, которые знают, что это было сделано незаконно и по процедуре призыва, и потому, что у ребят были права на отсрочку или ан освобождение по здоровью, все-таки придут, и мы постараемся вернуть незаконно отправлены в части молодых людей.

Мария Персанова: Ирина Мирошкина - мама еще одного призывника, неожиданно оказавшегося на сборном пункте, до сих пор не знает, где ее сын.

Ирина Мирошкина: Не было никаких повесток. Утром он из квартиры вышел, и на лифте его взяли. Лифт открывается, выходит участковый, тут же они его забрали в отделение милиции. Потом отвезли в военкомат сразу на медкомиссию, говорит и не смотрели, сразу пишут "здоров". Во-первых, начали сразу запугивать, что вот, вас привезли приводом, вас сейчас оштрафуем на 4 тысячи, и вообще вас посадим, вы уклонист. Получается, что его забрали не так - хотя бы раз пригласили, два, повестку, а просто так, пришли, взяли с милицией, значит, его уже как уклониста. Он мне позвонил по сотовому, а в военкомате у них уже просто вещи отобрали с телефоном, уже оттуда он не смог позвонить. Сейчас не знаю, где мой сын, возможно, его уже увезли куда-то в войсковую часть.

Мария Персанова: Происходящее я попросила прокомментировать Сергея Сорокина, председателя общественной организации "Движение против насилия":

Сергей Сорокин: Московский городской сборный пункт фактически надо переименовать в призывной изолятор. Он сейчас действует в таком же режиме как следственный изолятор. Молодых людей привозят и никакой информации не выдают, ни родителям, ни им самим не дают связаться, позвонить по телефону хотя бы. Приходят родители спрашивают, где наши дети - им ничего не отвечают. То ли увезли, то ли не увезли, ситуация мне напомнила ситуацию "Норд-Оста", когда взятые заложники где-то там подмышкой могли звонить по телефону. Вот точно так же и здесь вот режим изоляции он вызывает наибольшее нервное напряжение у родителей. Сегодня один из родителей, который разыскивал своего сына, рассказывал, что он сам в свое время, когда служил в армии, зеков охранял, и говорит, что мы даже там себе такого не позволяли, чтобы не говорить никому о том, где находится человек, который пропал.