Независимые психиатры о нашумевшем заключении судмедэкспертов

ЗАКЛЮЧЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТА

на акт повторной стационарной судебной комплексной

психолого-психиатрической экспертизы № 1111 от 24 сентября 2001 г.

на полковника войсковой части 13206 БУДАНОВА Юрия Дмитриевича,

1963 г. рожд., обвиняемого по ст. ст 105 ч. 2 п. “в”, 126 ч.3, 286 п.п. “а”, “в” УК РФ на основании определения Северо-Кавказского окружного военного суда

9 июля 2001 г.

Настоящее заключение дано 24 мая 2002 г. мною,

САВЕНКО Юрием Сергеевичем, психиатром высшей квалификационной категории с 41-летним стажем, ст.н.с., к.м.н., консультантом ГКБ № 50, президентом Независимой психиатрической ассоциации России,

по запросу председателя правозащитной организации “Гражданское содействие” С.А.Ганнушкиной и адвоката потерпевшей С.Ю.Маркелова

на основании представленных ими

- определения судебного заседания Северо-Кавказского окружного военного суда в Ростове-на-Дону от 10 июля 2001 г.,

Представленный акт необычен по объему - 5985 печатных знаков, что в 5-8 раз превышает средний объем обычных актов. 70% текста посвящено описанию анамнеза и ситуации инкриминируемых правонарушений, 20% - соматоневрологическому и психическому состоянию, данным лабораторного и экспериментально-психологического исследований и 10% - ответам на 10 заданных вопросов вместе с неким подобием обоснования, которое не выделено, как положено, в самостоятельный раздел.

Более того, как свидетельские показания, так и показания самого Буданова даны в виде обобщенного пересказа, игнорирующего многочисленные противоречия в показаниях Буданова и каждого свидетеля, о чем только упоминается. Между тем в таких случаях совершенно недопустимо без специального обоснования (в каждом отдельном случае) устранять противоречия в показаниях на основании собственных произвольных предпочтений, так как показания, взятые тотчас, значительно информативнее последующих. Обоснование даваемых в заключении ответов и прежде всего ответа на центральный второй вопрос суда подменяется простыми декларациями, совершенно чуждыми самому жанру обсуждения и обоснования, вместо анализа различных альтернатив.

После сумеречного или помраченного изменения сознания наступает мощный аффект растерянности, не бывает переживания принадлежности себе содеянного. Процесс осмысления совершенного убийства долго не встраивается во внутреннюю картину происходящего, отсутствует глубоко личная связь с “Я” на уровне чувства самоочевидности. В противоположность этому аффективные разряды у травматиков с психопатизацией по возбудимому типу, как и любой физиологический аффект, совершившись, тем более реализовавшись в каком-то действии, гаснут, оставляя после себя тут же возникающую реакцию переживания, адекватную содеянному для данной личности: испуг за последствия, стремление быстро скрыть следы, обеспечить алиби, депрессивную подавленность или тревожное беспокойство, самообвинения вплоть до самонаказаний либо дисфорический хвост с агрессивностью, запои и т.д. Все это не альтернативные друг другу варианты - отмечаются всевозможные смешанные случаи.

В акте также описана ситуация, зеркальная убийству Кунгаевой: столкновение с генералом Герасимовым. “Провоцирующие факторы” не только не меньше, а намного травматичнее, хотя бы потому, что за ними - свежий груз происшедшего. Мы видим натурную модель, своего рода следственный эксперимент на гомологическом примере. И он дает наиболее убедительный ответ на главный вопрос суда. Буданов вскипает, аффективное напряжение достигает максимума, он очень возбужден, весь красный, говорит полукрича. Он дает эксплозивную реакцию, но ни понимание ситуации, ни способность руководить своими действиями не утрачиваются. Вектор ярости, агрессии обращается на самого себя, и Буданов простреливает себе ногу (хорошо известная психиатрам и психологам инверсия агрессии).

Возникает естественное недоумение: как могли проигнорировать такие важные дифференциальные признаки известные профессора Центра им. Сербского Ф.В.Кондратьев и Т.П.Печерникова? Но на стр. 28 акта мы сталкиваемся с не менее грубой ошибкой. Отвечая на самый важный, центральный второй вопрос (мог ли Буданов в полной мере понимать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими?), эксперты пишут, что Буданова “в отношении инкриминируемого ему деяния следует считать НЕВМЕНЯЕМЫМ”. Хорошо известно и не подлежит полемике, что на такую формулировку имеет право только суд. Это грубое смешение медицинского и юридического аспектов критерия невменяемости, их неправомерное отождествление, выход за пределы своей компетенции.

Наконец, в этом же определяющем все заключение абзаце (стр. 28) мы находим полное принятие на веру показаний обвиняемого относительно того, что убийство 17-летней девушки было спровоцировано ею самой: это якобы ее “грубая брань, стремление овладеть пистолетом, угрозы “намотать на автомат кишки дочери”. Все эти три основания настолько проективны, характерны для самого Буданова и настолько маловероятны для чеченской девушки, вряд ли умеющей так выражаться по-русски, выглядят настолько искусственно, что являются убедительным свидетельством грубой тенденциозности экспертов.

Тенденциозность экспертов ясно обнаруживается и в их крайне неубедительном, ненатуральном исключении роли алкоголизации, в полном доверии к показаниям Буданова. Эксперты игнорируют, что в эпизоде с Багреевым Буданов находился в состоянии алкогольного опьянения. Так, на стр. 11 акта говорится, согласно показаниям Багреева: “Буданов и его заместители находились в состоянии алкогольного опьянения, однако Буданов вел себя достаточно уверенно, критически оценивал ситуацию и постоянно себя контролировал…”. Очень характерными являются показания порученца Буданова сержанта Сайфуллина. В акте они пересказаны следующим образом. “Вечером 26.03.00 года около 23 час. 30 мин. его вызвал Буданов в КУНГ. По мнению Сайфуллина Буданов находился в нетрезвом состоянии. Буданов приказал передать экипажу БМП готовиться к выезду. Подумав, что это распоряжение Буданов сделал в нетрезвом состоянии, он, хотя и передал его экипажу БМП Григорьеву, сам же отправился спать. Однако через полчаса Буданов снова вызвал Сайфуллина и приказал принести ему автомат, перчатки и потребовал вызвать экипаж…” (стр. 14). Наутро после убийства “проснувшись, как отмечал Сайфуллин, Буданов произвел на него впечатление человека после похмелья” (стр. 16).

Обращает на себя внимание дача фундаментальных для выводов акта сведений в кратком пересказе. Тем не менее видно, что порученец, возможно, проговаривается относительно нередкого для Буданова состояния. Из многих эпизодов, отраженных в акте, хорошо видно, что прием алкоголя не усугублял у Буданова характерных для него психических расстройств.

Эпизод с Багреевым, как и в случае Кунгаевой, представлен таким образом, что это “грубое поведение и слова Багреева” (стр. 27-28) спровоцировали у Буданова состояние декомпенсации и “ограничили его способность в период совершения инкриминируемого ему деяния по ст. 286 ч. 3 пп. “а”, “в” УК РФ в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (что соответствует смыслу ст. 22 УК РФ)”. Но из приводимых самими экспертами данных следует, что Буданов в этом состоянии (так называемой ограниченной вменяемости) в какой-то мере умерял издевательства и пытки, которым подвергал Багреева Федоров и, главное, что оба были в состоянии алкогольного опьянения.

Между тем эксперты, с одной стороны, отрицают алкогольное опьянение, а с другой - пишут, что употребление алкоголя усугубило психические расстройства Буданова. Это последнее верно в общем виде, но не в отношении обоих моментов инкриминируемых ему деяний. Опьянение снимает аффективную напряженность, поэтому и прибегают к выпивке. Опьянение снимает тормоза, но и выпускает пар, поэтому поступки посттравматиков носят в состоянии опьянения не взрывчатый, безудержный импульсивный, а расторможенный разнузданный циничный характер. В связи с этим алкогольное опьянение традиционно - не смягчающее, а отягчающее вину обстоятельство. К тому же в состояние алкогольного опьянения человек приводит себя сам добровольно. Таким образом, наличие упоминаемого в акте алкогольного опьянения у Буданова в эпизоде с Багреевым не позволяет говорить об ограниченной способности Буданова осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, а в эпизоде с Кунгаевой заключение экспертов об отсутствии приема Будановым алкоголя выглядит ненатуральным, использующим ненадежные свидетельские показания. Это следует из отмеченной самими экспертами их крайней противоречивости.

Однако решающим в оценке представленного акта экспертизы является следующее обстоятельство. В таких делах, как дело Буданова, то есть в делах буквально раскаленных, реально опасных, разделяющих и поляризующих общество, создающих высокую напряженность вплоть до нежелания ввязываться в процесс, фундаментальное значение приобретает подбор экспертов.

Профессионалов отличает, прежде всего, хорошее знание типовых ошибок и типовых фальсификаций, бытующих в их предмете. Это целый арсенал средств с разветвленной типологией.

Суд, реально озабоченный поисками истины, не может обойти необходимости нейтрализовать заранее известные приемы фальсификации, по крайней мере, основную из них – подбор экспертов. Но существо независимой экспертизы состоит не в войне компроматов, а в состязательности экспертов разных сторон на всех этапах работы, вплоть до судебного заседания, с предоставлением им равных прав. К сожалению, в состав экспертной комиссии не вошли специалисты, которых предлагала потерпевшая сторона. Это лишает доверия представленное заключение, тем более что оно содержит, как мы показали, значительное число крупных как формальных, так и содержательных ошибок. Мы не можем также исключить наличие различных фальсификаций.

Таким образом, ответы экспертов по обоим эпизодам (с Кунгаевой и Багреевым), прежде всего ответы на 2-ой и 6-ой вопросы, носят неубедительный характер, так как содержат грубые ошибки и откровенно тенденциозны, что лишает их доказательной силы.

Из приведенных данных и доводов экспертов не следует, что:

1) состояние Буданова в момент убийства Кунгаевой носило характер сумеречного нарушения сознания, что лишало его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими;

2) а в эпизоде с Багреевым - ограничивало его способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими.

Совершенно ясно, что для выяснения истины необходима повторная стационарная комплексная психолого-психиатрическая судебная экспертиза с привлечением в качестве экспертов специалистов, рекомендованных всеми заинтересованными сторонами, и представителей негосударственных профессиональных организаций.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТА

Кандидат медицинских наук, врач-психиатр высшей аттестационной категории, имеющий стаж работы по психиатрии, судебно-психиатрической ээкспертизе и наркологии 47 лет, Гушанский Эммануил Львович по представлению Правозащитного центра "Мемориал" (программа "Миграция и право") ознакомился с Определением военного Северо-Кавказского окружного военного суда от 9 июля 2001 года о назначении подсудимому Буданову Ю.Д. стационарной судебной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, производство которой было поручено врачам-специалистам отдела судебно-психиатрической экспертизы Центральной судебно-медицинской лаборатории Министерства обороны РФ и Государственному научному Центру социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского и с копией акта N 1111/4 от 24 сентября 2001 г. повторной стационарной судебной комплексной психолого-психиатрической экспертизы на полковника в/ч 13206 Буданова Юрия Дмитриевича 1963 года рождения, обвиняемого по ст.ст. 105 ч.2 п."в", 126 ч.3, 286 п.п. "а","в" УК РФ.

Мое мнение от 21.04.2001 г. о необоснованности заключения стационарной комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы, проведенной Буданову Ю.Д. в Новочеркасской областной психиатрической больнице, было по просьбе адвоката Хамзаева А. приобщено к уголовному делу в качестве заключения специалиста.

Акт комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы, проведенной Буданову Институтом им. Сербского и отделом судебно-психиатрической экспертизы Центральной судебно-медицинской лаборатории МО РФ представляет собой импровизацию на заданную Министерством обороны тему о том, что "Буданова жаль, он жертва обстоятельств", не опирающуюся на материалы уголовного дела, медицинские факты и данные психологического анализа поведения Буданова в период правонарушения. Заключение, изложенное в указанном акте, является тенденциозным документом, который не может иметь экспертного значения по следующим основаниям:

3. Психологические особенности Буданова, связанные с истеро-возбудимыми чертами характера и усугубленные повторными черепно-мозговыми травмами, по данным психолого-психиатрической экспертизы, "были выражены умеренно, не носили постоянного характера и не лишали его способности осознавать фактический характер своих действий и руководить ими" (акт повторной комплексной СПЭК N 1111/4, лист 27). Описанные действия Буданова при избиении и оскорблении главы администрации нас. пункта Танги, избиении офицера Багреева, незаконном задержании Кунгаевой НЕ СОПРОВОЖДАЛИСЬ КАКИМ-ЛИБО НАРУШЕНИЕМ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИЛИ ОСОБЫМ АФФЕКТИВНЫМ СОСТОЯНИЕМ, ОГРАНИЧИВАЮЩИМ ЕГО СПОСОБНОСТЬ В ПОЛНОЙ МЕРЕ ОСОЗНАВАТЬ ОБЩЕСТВЕННУЮ ОПАСНОСТЬ СОВЕРШАЕМЫХ ИМ ДЕЙСТВИЙ И РУКОВОДИТЬ ИМИ. БУДАНОВ ДЕЙСТВОВАЛ САМОУВЕРЕННО, В ПРИВЫЧНОЙ ЕМУ МАНЕРЕ, В УСЛОВИЯХ ПОЛНОЙ БЕЗНАКАЗАННОСТИ ЗА СВОЮ ГРУБОСТЬ И БЕСЦЕРЕМОННОСТЬ; ПРИ ЭТОМ ОН НЕ ТЕРЯЛ СВЯЗИ С ОКРУЖАЮЩИМ, ДЕЙСТВИЯ ЕГО БЫЛИ ЦЕЛЕНАПРАВЛЕНЫ И ПО ОТНОШЕНИЮ К ЗАДЕРЖАНИЮ КУНГАЕВОЙ - ЗАРАНЕЕ ПРОДУМАНЫ И СПЛАНИРОВАНЫ.

В этой связи решение комиссии о том, что индивидуальные психологические особенности Буданова во время избиения и оскорблений Багреева и увоза из дома Э.Кунгаевой "ограничивали способность Буданова в этот период в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий", ПООЩРЯЕТ БЕЗОТВЕТСВЕННОСТЬ ДОЛЖНОСТНОГО ЛИЦА.

4. Освидетельствование Буданова Ю.Д. в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского подтвердило "клиническую обоснованность и научную аргументированность" предыдущих судебных психолого-психиатрических экспертиз. "Новые методики исследования"(электроэнцефалография, компьютерная графика, реоэнцефалография), использованные при освидетельствовании Буданова в указанном институте, НЕ ИМЕЮТ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЕГО ПСИХИЧЕСКОГО СОСТОЯНИЯ В МОМЕНТ ИНКРИМИНИРУЕМОГО ЕМУ УБИЙСТВА. Аппеляция к этим данным как к доказательству невменяемости Буданова и тяжести имеющихся у него изменений личности НЕКОРРЕКТНО И ЯВНО НАПРАВЛЕНО НА ТО, ЧТОБЫ СКЛОНИТЬ ЧЛЕНОВ СУДА, НЕ КОМПЕТЕНТНЫХ В ВОПРОСАХ ПСИХИАТРИИ, К ЖЕЛАТЕЛЬНОМУ ДЛЯ ЭКСПЕРТОВ РЕШЕНИЮ.

Никаких новых КЛИНИЧЕСКИХ данных, которые давали бы основание экспертам судить о том, что Буданов Ю.Д. в момент совершения им убийства находился в остром психотическом состоянии в форме сумеречного состояния сознания эксперты Института им. Сербского и отдела судебно-психиатрической экспертизы Центральной судебно-медицинской лаборатории МО РФ НЕ ПРЕДСТАВИЛИ.

Считаю необходимым проведение Буданову Ю.Д. ПОВТОРНОЙ КОМПЛЕКСНОЙ ПСИХОЛОГО-ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ С ПРИВЛЕЧЕНИЕМ К ЕЕ ПРОИЗВОДСТВУ НЕЗАВИСИМЫХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ И ЗАРУБЕЖНЫХ ПСИХИАТРОВ И ПСИХОЛОГОВ.