Вечерняя Москва, № 157

Дмитрий Анохин. Статья. Посмертная экспертиза на хамство. Стр. 1,2

Как наградили подмосковные блюстители порядка погибшего в моздокском госпитале солдата

Виталик Бабкин никогда не вернется домой, в стандартную квартиру обшарпанной хрущевки на пыльной окраине подмосковного Воскресенска. Не чмокнет в щеку старшую сестру Юлю, не пожмет руку опту, в свое время в одиночку поднявшему на ноги двоих детей.

Не судьба рядовому Бабкину увидеть своего родного сына Артемку, которому недавно исполнилось полтора годика. Не суждено ему утонуть в объятиях любимой женщины, с которой Виталик (так уж вышло) не успел зарегистрировать брак до призыва в армию... Солдат Виталий Бабкин погиб в Моздоке в тот страшный летний день, когда к госпиталю прорвался ведомый террористом-смертником грузовик с взрывчаткой. Но, в отличие от товарищей по несчастью, Виталия убили дважды. Первый раз это сделал 1 августа камикадзе за рулем в Моздоке. Второй, спустя пару недель, - российские правоохранительные органы во внешне благополучной Москве.

Призванный в Вооруженные силы в последние дни декабря 2001 года, Виталий Бабкин сначала попал в ковровскую учебку, что на Владимирщине. Оттуда его направили на Северный Кавказ, несмотря на то, что директива Генерального штаба не рекомендует командировать в горячие точки солдат-срочников, у которых в живых остался только один родитель (папа или мама). Письма из Чечни приходили с большими перебоями. Между строк угадывалось, что Виталий, служивший механиком-водителем БМП, участвовал в боевых операциях и в масштабных учениях. Последняя весточка от сына и брата пришла в поселок Лопатинский Воскресенского района в июне из чеченского поселка Шали. Виталий, судя по письму, был в бодром расположении и рассчитывал вернуться домой в сентябре.

Телеграмма-вызов в Ростов-на-Дону, врученная 7 августа Юле и Борису Николаевичу Бабкиным в Воскресенском военкомате, стала громом среди ясного неба. Не помня себя, отец с дочерью срочно выехали на юг России. В морге 124-й судмедлаборатории их спросили о приметах и предложили опознать наиболее подходящие под описание тела. Увидев обгоревшие останки, которые, по мнению врачей, принадлежали Виталию, Бабкины засомневались: "Лицо не похоже, да и намного худощавее Виталик был".

Ситуация осложнялась тем, что Бабкины совершенно не понимали, по какой причине Виталик мог попасть из части в злосчастное медицинское учреждение. Не было этой информации и у судмедэкспертов: абсолютное большинство трупов попало в лабораторию без документов. Найденная здесь же, в Ростове, уцелевшая после теракта медсестра госпиталя смогла сказать только, глядя на фото Виталия: "Паренек знакомый, но с чем лежал и когда, не помню".

Видя граничащее со смятением сомнение Бабкиных, врачи предложили исследовать неузнаваемый труп методом ДНК-экспертизы. "Но этот тест, - предупредили напоследок в Ростове Юлю с Борисом Николаевичем, - может продлиться целый месяц. Вот если бы в течение недели вы достали дактилокарту Виталия, результат мы бы получили почти мгновенно..."

И тут Юля вспомнила, что во время призыва у брата брали отпечатки пальцев. Вернувшись домой, Бабкины первым делом побежали в военкомат. Здесь воскресенский военком полковник Туманов подготовил и выдал им на руки официальный запрос в 3-е отделение ГУВД Московской области, где и должна храниться дактилоскопическая карта Виталия.

В пятницу, 15 августа, Юлия Бабкина приехала в столицу, в Никитский переулок, 3, и с вахты изложила свою просьбу по телефону.

- Девушка, а вы кого представляете? - медным голосом спросила трубка.

- Себя...

- Гражданским лицам мы информацию не выдаем! У нас тут десятки коробок с дактилокартами, и ради вас никто в них рыться не будет, - отозвалась трубка и исторгла короткие гудки.

Пришлось срочно набирать с мобильника номер воскресенского военкомата. Там пообещали туг же связаться с подмосковным ГУВД. Увы, эта попытка тоже не увенчалась успехом: офицера Российской армии не представившийся милицейский чин отшил еще быстрее, чем маявшуюся у проходной Юлю.

Совершенно разбитая, Юлия Бабкина вернулась домой к отцу. А на следующее утро к ним в дверь позвонил незнакомый военный. "Я - командир Виталия, - сказал он. - Не могу вас порадовать: подтверждаю, что ваш сын погиб в Моздоке". Визитер объяснил, с каким диагнозом (как теперь представляется, в общем-то плевым) очутился Виталик в госпитале, и какие формальности нужно выполнить, чтобы получить тело и захоронить его в Воскресенске.

Вот и вся история - за исключением того, что теперь Бабкиным все-таки придется дожидаться официальных результатов экспертизы ДНК, раз уж она началась. Может, обо всем этом и не стоило бы рассказывать, если бы не следующее обстоятельство. Когда почти пять лет назад в России принимался закон о дактилоскопической экспертизе граждан, депутаты много рассказывали избирателям о том, как здорово облегчится работа следственных органов по установлению личности погибших. Юлия Бабкина тех парламентских дебатов не помнит, да и не до подобных воспоминаний ей сейчас. Зато она очень хорошо (пожалуй, на всю оставшуюся жизнь) усвоила, что мертвые нашему государству - только лишняя обуза. И жизнь, отданная за это самое государство, не спасает от посмертного хамства и безграничной черствости.

- В Ростове нам помогали чем могли и гражданские, и военные, - растерянно вспоминает Юлия Бабкина, листая передо мной альбом с последними прижизненными снимками брата, сделанными в ков-ровской части, - а здесь такая бесчеловечность... Как вы думаете, почему так?

Я не нахожу что ответить и читаю вынутое Борисом Бабкиным из шкатулки последнее письмо сына. "Не волнуйтесь, у меня все будет в порядке, скоро обязательно вернусь. Вы только ждите", - так, совсем по-фронтовому, заканчивается оно...

Звонок на Петровку, 38.

- Могли ли так отнестись к московской семье?

Услышав от нас историю Бабкиных, в пресс-центре столичного ГУВД сказали следующее:

- Если бы Виталий Бабкин призывался в Москве, а не в Подмосковье, такой жуткой истории при попытке получения дактилокарты произойти бы просто не могло. Вся подобная информация у нас оцифрована и извлекается по запросу из компьютера за три секунды. Почему аналогичную систему не разработали наши подмосковные коллеги, мы не в курсе. Скорее всего, из-за бедности.