Российская газета, № 240

Сергей Птичкин. Статья. Лицензия на убийство. Стр. 6

В Ростове-на-Дону продолжается суд, который в прессе уже окрестили "процессом Буданова-2". Впервые на скамье подсудимых оказались действующие разведчики-спецназовцы: капитан Эдуард Ульман, главный обвиняемый, майор Алексей Перелевский и прапорщик Владимир Воеводин.

Напомним, что все они обвиняются в убийстве шести мирных жителей села Дай-Шатойского района. 11 января 2002 года разведгруппа капитана Ульмана получила приказ установить засаду на одном из участков горной дороги Дай-Шатой и досматривать все проходящие по ней автомобили. Одна из машин, "УАЗ" - "таблетка", не остановилась, попыталась прорваться через засаду. Был открыт огонь на поражение. По версии военной прокуратуры не все пять пассажиров "УАЗа" и водитель были убиты сразу. Часть остались живы, после допроса спецназовцы их расстреляли, а трупы сожгли вместе с автомобилем. Сейчас суд и пытается разобраться, что же произошло на самом деле.

Впрочем, некоторым журналистам уже все ясно, а в газетах появляются шапки: "Военная прокуратура признала существование "эскадронов смерти". Нельзя не заметить, что большей частью во всех красках смакуется такая деликатная тема, как смерть людей. И российские офицеры предстают какими-то садистами, которым все позволено в Чечне, в том числе и убийство мирных граждан.

А можно ли на войне обойтись без чьей-то гибели? Наверное, нет. Но ведь у нас и войны как бы нет. Тогда, кто и как воюет с террористами? Кто обескровил многотысячные армии Дудаева, Басаева, Радуева и Хаттаба? Кто и как, признаемся, все-таки загасил разгоравшийся пожар крайнего экстремизма, который грозил охватить весь Кавказ?

При ответе на этот вопрос мы неизбежно упираемся в некие фигуры умолчания, что дает лишний повод поднять крик об "эскадронах смерти". И тем не менее секретом не является, что большую часть бандформирований и "отмороженных" полевых командиров в Чечне ликвидировали группы того самого спецназа ГРУ, в частях которого и служил капитан Ульман. Секретом является тактика их действий, которая прежде всего предполагает скрытность и молниеносность ударов. Найти и уничтожить - вот их задача на войне, которой формально нет. Спецназ ГРУ никогда не посылали на зачистку населенных пунктов или прочесывание каких-то барахолок. Их направляют только туда, где альтернативы нет: если не убьешь ты - убьют тебя.

По телевизору стали показывать многосерийные комиксы, в которых мускулистые российские Рэмбо крушат врагов налево и направо. Не жалея боеприпасов и не зная нужды в деньгах, они уничтожают террористов всех мастей на своей территории и за границей. А ведь если все экранное действо соотнести с реальностью, то можно утверждать, что каждый подвиг очередного виртуального "национального героя" устлан трупами не одних только бандитов-террористов. В кино это приветствуется. А в жизни?

Многих реальных разведчиков спецназа ГРУ, на груди которых есть отнюдь не бутафорские звезды Героев России, можно обвинить в убийстве. Но надо ли их судить за это? Ответ, наверное, однозначным быть не может. Человеческая кровь льется и под скальпелем хирурга и под топором палача, но один лечит, а другой...

Всем, наверное, ясно, что с такой заразой, какой является терроризм, бороться можно лишь некими специальными методами. В Израиле, США, Великобритании, России они различны. Общее одно - если террористов не удается задержать, они подлежат ликвидации. Но есть существенное отличие - во всех странах, кроме нашей, подобные действия узаконены.

Странную, надо признать, ситуацию мы попросили прокомментировать кандидата военных наук полковника запаса Владимира Квачкова - бывшего офицера ГРУ, выполнявшего в разное время специальные задания в Германии, Афганистане, Азербайджане, Таджикистане и Чечне. Вот что он сказал:

- Спецназовцы вовсе не прирожденные убийцы, как их часто представляют несведущие люди, но тактика их поведения на тропе войны действительно может вызвать у кого-то шок. Настоящему профессионалу без разницы, куда его высадят: в горах Гондураса или предгорьях Гудермеса - задание он выполнит любой ценой. Наверное, поэтому спецназ ГРУ и дал самые большие, самые реальные результаты при проведении антитеррористической операции в Чечне. При этом жертв среди мирного населения было просто несравнимо меньше, чем при действиях общевойсковых подразделений или внутренних войск. И все-таки они были...

А ведь части спецназа ГРУ с начала военных действий на Северном Кавказе и до сегодняшнего дня находятся как бы вне рамок правового поля. При желании подвести под уголовно наказуемую статью можно было очень многих. Дело в том, что наши части создавались для действий против иностранных армий, в глубоком тылу противника, где все чужие, все враги.

И когда мы объективно втянулись в военный конфликт на территории собственного государства, то необходимо было вносить соответствующие изменения в военные руководящие документы, а также в федеральные законы. Ни того, ни другого сделано не было.

В 1997 году мы вместе с покойным ныне Львом Рохлиным, бывшим тогда руководителем Комитета ГД по обороне попытались подготовить законопроект о специальных действиях Вооруженных Сил. И тут выяснилось, что ни один руководящий документ Министерства обороны не предусматривает самого понятия специальных операций против иррегулярных вооруженных формирований. В боевых уставах четко прописано, как мы должны воевать против регулярных иностранных армий, но нет ни слова как себя вести при встрече с хорошо вооруженными иррегулярными вооруженными формированиями внутри страны.

В мае этого года командование ВДВ предприняло очередную попытку внести в уставные документы понятие специальных действий при проведении антитеррористических операций. Ничего не получилось... Поэтому-то командир разведгруппы, ведущей смертельно опасный поиск в горных районах Чечни, зачастую полагается на собственную интуицию, руководствуется небогатым опытом, а не документами, где все четко прописано. И далеко ли в таком случае до трагической ошибки?

Конечно, можно и нужно упрекать руководство Минобороны и Генштаб в том, что они не корректируют боевые уставы в соответствии с объективно меняющейся в мире и внутри страны ситуацией, не продавливают законодательные инициативы, призванные хоть как-то защитить самих защитников единого нашего Отечества. Но ведь, к примеру, в США отнюдь не Пентагон, а президент и конгресс первыми выступают гарантами и юридическими защитниками своих солдат, отправляемых ими же на выполнение антитеррористической операции. У нас такой порядок почему-то не принят.

Война в Чечне идет с осени 1994 года, но за все это время мы не смогли законодательно определиться с тем, что же там происходит и какова роль в этом вооруженном конфликте регулярных частей Российской армии, особенно ее спецподразделений. И капитан Ульман - прямая жертва правовой неясности. Мне кажется, что вину офицера специальной разведки, которую Главная военная прокуратура считает доказанной, но установит все-таки суд, надо разделить всем депутатам Государственной Думы трех созывов, начиная с ее состава периода 1994-1996 годов, а также высшему руководству Минобороны и Генштаба, не добившемуся правовых гарантий для частей, участвующих в антитеррористической операции на своей территории.