В начале лета (№ 38 от 4—6 июня) наша газета опубликовала историю рядового Алексея Кленина, ушедшего на чеченскую войну и там потерявшегося. Назывался материал “Сколько стоит солдат?”, и это была история недопустимого офицерского разгильдяйства в условиях второй чеченской кампании. В самом ее начале рядового Кленина просто оставили на опасной горной дороге — там, где ни один офицер ни за что и никогда даже не замедлит бег бронемашины, в которой находится. А солдату было велено охранять сломавшийся БТР...

Впрочем, ладно бы оставили — но ведь о солдате в части напрочь забыли, на Кленина, потерянного на горных тропах, регулярно выписывалось довольствие, шел паек... А вспомнили, лишь когда его дедушка Владимир Алексеевич Шурупов, житель подмосковного Можайска, забеспокоился полугодовым отсутствием писем от внука.

Тут-то офицеры в/ч 63354, оставившие солдата на охрану БТРа, и встрепенулись — перед лицом затеребившего их начальства Северо-Кавказского военного округа. Мерзость истории состояла в том, что ЦЕЛЫЙ ГОД (!) военная бюрократия нагло лгала дедушке — и в письменном, и в устном виде — о судьбе Алеши. То он получался самовольно оставившим часть, то погибшим, то опять живым и здоровым, но ввиду боевой обстановки не имеющим возможности писать домой...

Доврались до чертиков. Но Алеши — ни живого, ни мертвого — нигде не было. После выхода материала о судьбе рядового Кленина в нашей газете и последующего двухнедельного молчаливого поведения Минобороны дедушка Владимир Алексеевич обратился в нашу редакцию с просьбой помочь ему передать письмо о постигшей семью трагедии лично президенту Путину. По мнению дедушки, такой шаг способен был сдвинуть процесс поисков Алеши с мертвой точки.

Мы связались с аппаратом помощника президента Сергея Ястржембского — это так естественно, если учесть его большой личный вклад в формирование образа возрождающейся на Северном Кавказе армии. И нам был действительно подсказан “самый эффективный” путь передачи дедушкиного письма президенту: лично я, автор статьи, пишу лично Сергею Владимировичу Ястржембскому (в вольной форме) письмо с просьбой передать прилагаемое к моему личному письму послание дедушки Шурупова президенту с обоснованием, почему дедушка другого пути не видит. (Просим извинения за доставленные неудобства — в связи с откровенным салтыков-щедринским подходом современного чиновничества к делу.)

— Какие? Их ведь уже тьма! Из Минобороны (результат письма дедушки лично министру обороны), из военной прокуратуры города Буйнакска, из военной прокуратуры Северо-Кавказского военного округа, из штаба СКВО, из в/ч 63354, потерявшей солдата...

— Нет, — сказал Мачевский. — Из Главной военной прокуратуры. Я уже звонил туда.

И далее попросил:

— Пожалуйста, до окончательного и скорейшего разбирательства не публикуйте ничего об этом. А мы уж постараемся...

— И сколько ждать?

— Месяц, не больше.

Позже мы еще пару раз созванивались, обменивались событиями — есть в этом деле и конфиденциальная информация, до поры до времени, на наш взгляд, не подлежавшая распространению. Мачевский выглядел заинтересованным и обещал передать конфиденциальные сведения именно туда, где по ним принимают меры.

Так подошла середина июля — финал всем ранее поставленным срокам. А из ведомства Ястржембского не было ни слуху ни духу. Зато приехал из Можайска измученный дедушка Владимир Алексеевич. И рассказал об очередной порции издевательств, примененных к нему местными прокурорскими работниками, ФСБ, военкоматом. Единственное, на что хватило у них ума, так это допрашивать дедушку на предмет, где же он прячет своего внука, сбежавшего из армии, стращать уголовным преследованием...

— Вы считаете, это и есть результат “письма президенту”?

— Да, я так считаю. Ведь разговоры якобы о дезертирстве Алеши были закончены уже год назад... А тут, наверное, военным надо было опять отчитываться, но, так как отчитываться нечем, решили меня еще помучить...

Так где же господин Мачевский?..

Звонок в аппарат Ястржембского оказался безрадостным. Мачевский ушел в отпуск, но после переговоров с сотрудниками, сидящими, по всей видимости, в одном с ним кабинете, те все-таки связались с безмятежно отдыхающим Мачевским по тайному мобильному телефону и передали мне, что... жизнь замерла. Пока... И ничего невозможно — ни узнать, ни сделать для дедушки Шурупова и солдата Кленина — до выхода российского чиновника, приближенного к президенту, из очередного отпуска, положенного ему по КЗОТу...

— Как вы это расценили, Владимир Алексеевич?

— Как просьбу о помощи от Алешки. Думаю, он в плену, — ответил дедушка и заплакал.

И господин Мачевский при первой порции наших переговоров тоже вроде проник — правда, без слез. Сказал, что вполне осознает, насколько быстро надо сейчас действовать, — ведь книги учета хранятся на почте недолго. И главное — успеть, чтобы в Буйнакске не уничтожили последнюю зацепку, и она, быть может, выведет на след возможных похитителей солдата...

...Мы еще раз объяснили все сотрудникам аппарата Ястржембского, попросили ввиду исключительности обстоятельств и невозможности упустить время перезвонить Мачевскому с отдыха в редакцию... Только бы ускорить подачу письма дедушки президенту, чтобы успеть с телеграммой...

Ответ ошарашил. Мачевский просил передать категоричное “нет”. Он, Мачевский, будет что-то предпринимать, лишь когда отдохнет.