Избиения и издевательства с его стороны были постоянными. Мы обращались к офицерам, но бесполезно. Дело дошло до того, что я решил самовольно ехать в прокуратуру, но Ахильгов об этом узнал (что потом было - нетрудно догадаться), а умирать я не хотел. В конце концов мы его убили. Я взял в оружейке два автомата, в котельной Ахильгова и расстреляли. Но он не умер, упал и пополз. Пришлось добить топором. Получилось жестоко, нас поймали, и теперь мы сядем в тюрьму. Командование бригады разогнали, а к нам едет брат Ахильгова, который сказал, что заплатит любые деньги, чтобы в тюрьме нас убили.

На ноге у него были раны, они начали гнить, и нога опухла так, что была в два раза больше другой. Сержант Линев, недовольный тем, что он ушел в госпиталь, зверски избил его сапогами так, что сын даже не смог присесть от боли. Уже потом он рассказал, что каждую ночь их подымали, вели в туалет, издевались. Наш сын пытался оказывать сопротивление, но его избили так, что на следующий день он проснулся весь в синяках. В конце концов сына комиссовали по состоянию здоровья, хотя призывался на службу по категории “А” (годен к военной службе), был здоровым, веселым парнем. Теперь же замкнулся, руки дрожат до сих пор.

“...Мой сын, Сикерин Олег, был призван в армию 15 декабря 2000 года. Служил в Нижегородской области, город Дзержинск, в/ч 64469. 15 января я ездила к нему на присягу. В части встретили хорошо, но сын выглядел сильно похудевшим. Замполит Кольцов говорил, что здесь нет “дедовщины”, а когда мы остались с сыном наедине, он показал всю правую ногу в синяках и просил, чтобы я об этом никому не говорила, а то его здесь убьют... Потом Олег писал, что днем он постоянно работает, а ночью “деды” его бьют и не дают отдыхать. Писал, что ему отбили почки, за то, что он не принес им сахара. А 9 июля мой сын погиб. Тело привезли домой, и подполковник Галкин из части сказал, что сын повесился. Но никаких следов от повешения не было видно! Я смотрела сама, и было вокруг много людей. Руки у него были избиты, в шишках, пальцы в кулак не сгибались, он был очень худой и измученный. Армия у меня отняла самое дорогое - моего сына. Кто за это должен отвечать?”

“...Пишет вам мама рядового срочной службы Савельева Романа (в/ч 3656 1-я учебная рота, город Новочеркасск Ростовской области). В этой части “дедов” нет - всех их отправили в Чечню, но ужас состоит в том, что сержанты и офицеры постоянно издеваются над подчиненными. Бьют, стараясь не оставлять видимых следов, - в грудь, живот, наматывая мокрую тряпку на кулак. Цитирую его письма: “Я отжимаюсь, сержант кладет мне ногу на спину, а другой сержант тычет ногой в лицо... Наш взвод завели в сортир и били ногами всех подряд... Стерко обещал повеситься, а Савельев чем-то острым черканул себе вены. Мама, приезжай поскорее! Я очень хочу жить! Это скоты, а не люди. Они заставляют меня есть бумагу, и бьют, если не ем. Даже писать больше не на чем... Я - хуже раба!”

“...Мой сын, Сикерин Олег, был призван в армию 15 декабря 2000 года. Служил в Нижегородской области, город Дзержинск, в/ч 64469. 15 января я ездила к нему на присягу. В части встретили хорошо, но сын выглядел сильно похудевшим. Замполит Кольцов говорил, что здесь нет “дедовщины”, а когда мы остались с сыном наедине, он показал всю правую ногу в синяках и просил, чтобы я об этом никому не говорила, а то его здесь убьют... Потом Олег писал, что днем он постоянно работает, а ночью “деды” его бьют и не дают отдыхать. Писал, что ему отбили почки, за то, что он не принес им сахара. А 9 июля мой сын погиб. Тело привезли домой, и подполковник Галкин из части сказал, что сын повесился. Но никаких следов от повешения не было видно! Я смотрела сама, и было вокруг много людей. Руки у него были избиты, в шишках, пальцы в кулак не сгибались, он был очень худой и измученный. Армия у меня отняла самое дорогое - моего сына. Кто за это должен отвечать?”