Известия, № 173
Максим Романов. Статья. Когда бегут солдаты. Стр. 7
Статистика случаев самовольного оставления части в Вооруженных силах РФ является строго секретной. Впрочем, в июле этого года временно исполняющий обязанности начальника Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба ВС РФ генерал-лейтенант Василий Смирнов предал гласности часть информации о побегах. По его словам, к тому моменту в бегах находились 2265 дезертиров (таково число военнослужащих, покинувших свои части после мая 1992 года и находящихся в розыске до сих пор). При этом только за первые шесть месяцев 2002 года сбежали 2270 человек. Статистика общественных организаций, сильно отличается от официальных данных. Комитет солдатских матерей полагает, что сейчас в бегах находятся около 40 тысяч военнослужащих. Кроме того, правозащитные организации заявляют, что гибель солдат в армии превышает официальную статистику. Генерал Смирнов приводил данные о том, что за первое полугодие 2002 года погибли 127 военнослужащих (не считая погибших в Чечне), при этом 76 человек из числа погибших покончили с собой. Однако, по оценкам фонда "Право матери", в год в Российской армии погибает порядка 2-3 тысяч солдат.
Русые, едва отросшие волосы, большие карие глаза, заострившийся нос и впалые щеки - я беседую с Пашей за жизнь, закуривая уже третью сигарету. Угощаю его, он прячет сигареты в карман. "Отдам в части", - объясняет Паша.
Наше знакомство было спонтанным. Мое внимание привлек худой парень в военной форме, который жадно откусывал от батона белого хлеба. Давясь, с набитым ртом он попросил у меня сигарету. Разговорились.
Паша служит в военной части, что располагается неподалеку от моего дома. Каждое утро я просыпаюсь от рева тяжелых "Уралов". Солдаты, снующие по дворам в нашем районе и исподволь попрошайничающие у магазинов, давно стали частью пейзажа.
Меня всегда интересовал вопрос, почему за пределами части после отбоя находится такое количество солдат. Спрашиваю у Паши, куда смотрят отцы-командиры, ведь полчасти в самоволке по ночам. Он усмехается:
- Почему в самоволке?
Я удивлен:
- А как? Офицеры что ли по ночам вас в город засылают?
- Они самые...
- Зачем? В случае проверки они не только звезды с погон растеряют, но и под трибунал пойдут.
Я в недоумении. К офицерам отношусь хорошо, но не настолько, чтобы поверить, что они с риском для карьеры дают солдатам подкормиться на воле.
- Так мы же им деньги зарабатываем, для них клянчим бабки, - Паша смотрит на меня как на ребенка.
- Так ты сейчас...
- На задании, - ответственно разъясняет Паша. - Отвлекся малость, еда в части - говно. Ладно, мне через полтора часа в часть, а еще сорок рублей собрать надо. У нас жестко с этим, ста рублей за увольнение не соберешь, побьют.
- Кто? Офицеры?
- Нет. Деды. Мы им деньги сдаем, а они уже офицерам. Думаю, те тоже делятся. Тоже, наверное, часть денег наверх отдают, генералам.
В полной прострации я достаю из бумажника пятьдесят рублей и протягиваю Паше.
- Спасибо, браток, - лыбится мой знакомый. - Спас мои почки. Счастливо тебе, родной.
- Удачи, - я провожаю взглядом худую, нескладную фигуру, шаркающую по асфальту кирзовыми сапогами, которые велики ему размера на три.
Когда через два месяца в плацкартном вагоне Москва-Нижний судьба свела меня со старшим лейтенантом Алексеем Л., я не смог удержаться, чтобы не пересказать ему историю про сбор денег в увольнениях.
- Знаешь, - я выпил для храбрости теплой водки и закусил лейтенантским бутербродом с "пошехонским" сыром, - я даже статью про это напишу. Все напишу. И номер части. Пусть все это знают.
- Старик, ты что, с Луны свалился? - Алексей даже закашлялся, поперхнувшись сигаретным дымом. - Номер военной части... Да тебе тогда все части придется перечислять! Бумаги не хватит! Открыл Америку. Да за деньгами солдат везде посылают. Кроме, разве что, с подводных лодок в море. Хочешь, поехали со мной в часть, познакомишься с нашей жизнью. Ты-то сам служил? Запах портянок помнишь? То-то...
Дальше пошла нецензурщина.
В часть я ехать отказался, но последующую лекцию об армейском житье прослушал внимательно и до конца. Он не был похож на офицера, каким виделся мне в глазах попрошайки Паши. В его голосе даже чувствовались нотки жалости к восемнадцатилетним ребятам, отбывающим двухлетний срок в зоне, которую генералы гордо именуют "Вооруженные силы Российской Федерации".
- Сам посуди, - стоя в тамбуре, старлей размахивал передо мной уже потухшей сигаретой, - младшим офицерам деваться некуда. Получаем мало, перспектив без мохнатой руки - ноль. Можно слить в отставку, но кому мы на гражданке нужны? А не хочешь служить на Магадане, нужно отстегивать тем, кто повыше. Вот и припахиваем солдат потихоньку. Я, конечно, их побираться не отправляю. Мы из солдат строительные бригады формируем. Строят, загородных домов сейчас много, мы берем дешевле молдаван. Так что спрос есть. А солдатам все равно что плац мести, что дачи строить.
Первая бутылка улетела в окно, и за пятьдесят рублей проводница принесла нам поллитра мутной жидкости. На вопрос: "А пить-то это можно?" она пробурчала: "Никто пока не помер".
- Хуже, - Алексей запнулся на миг после первого глотка, - тем, кто призывается в больших городах - Москве, Питере. Там восемнадцатилетнему парню могут сказать: выбирай - или автомат в зубы и в Чечню, или работай на "голубых" клиентов по вызову.
- Может, - Алексей встрепенулся, - стану когда-нибудь генералом. Ты мне покажи хоть одного, у кого бы не было хорошей иномарки. То-то же. Генералов стало больше... Даст бог, пробьюсь...
Алексей стал размягчаться на глазах от паленой водки.
- Все надеются, что им подфартит, сор из избы не выносят. Всегда есть отмазка: напился дурак-первогодок, взял автомат, пальнул в караул и в бега. Если живым возьмут, считай, повезло...
Со времени полуночной беседы в поезде прошло два месяца. Каждый раз, встречая у магазина солдата, стреляющего сигарету, даю ему десять-двадцать рублей. И если на улице у вас вдруг солдат попросит денег, дайте, сколько не жалко. Быть может, благодаря именно вашей десятке его в этот день не будут бить.