Новое время, № 30

Илья Мильштейн. Статья. Один за всех. Стр. 8

Буданов ждет приговора как манны небесной

Очередной суд над полковником Юрием Будановым близится к очередному финалу. Очередной прокурор требует приговорить человека в клетке к 12 годам заключения. В силе пари, заключенное между Будановым и адвокатом семьи погибшей Абдуллой Хамзаевым: старый чеченец полагает, что подсудимого освободят после вынесения приговора, а тот вроде считает, что его посадят на 15 лет. Дабы выиграть пари, адвокат призывает суд посадить Буданова на 15 лет и 10 дней. Густую атмосферу фарса успешно дополняет сам полковник, который часто и охотно матерится на весь зал, срывая слушания, а то сидит, заткнув уши ватой, и читает книгу. Защита, как всегда, требует его освобождения.

Все как прежде, но есть в этом старом сюжете одна относительно новая деталь. Суд явно затянулся, и об этом уже, кажется, догадались все: и очередной судья, и бессмертная массовка возле здания, где вершится правосудие, и некая российская общественность, которая из последних сил следит за процессом, и даже тот невысокий, но волевой человек в Кремле, к которому три с лишним года назад прибежал, ломая руки, начальник Генштаба Анатолий Квашнин с невероятным сообщением: русский офицер убил чеченку!.. И человек в Кремле, успокаивая взволнованного генерала, отдал приказ как отрезал: судить. Судить по справедливости, строго и беспощадно, до скончания века. Но теперь, кажется, понял и он, что многолетний фарс уже всех достал и его пора сворачивать.

Чем это дело могло стать для России, если бы государство всерьез озаботилось проблемой законности на территории Чечни? Как ни наивно или высокопарно прозвучит данное утверждение, процесс мог бы стать вехой в истории российской юриспруденции, да и в истории страны. Его воспитательное значение, прежде всего для садистов в военной форме, было бы довольно велико. Жесткий приговор Буданову мог бы обнадежить многих чеченцев в том смысле, что возмездие у нас иногда носит судейскую мантию, а не только тротиловый эквивалент под легкой одеждой. Справедливый вердикт стал бы и для западного сообщества сигналом к тому, что Россия в Чечне действительно озабочена соблюдением конституционного порядка. Только судить надо было в сжатые сроки и по закону.

Разумеется, ничего подобного произойти не могло. Нельзя вести оккупационную войну и одновременно гнать под трибунал свою армию. Это дезориентирует не только полковников, но и простых солдат. Задача "мочить в сортире", поставленная в самом начале войны, входит в противоречие со статьями УК. Оттого и политики, и судьи, и прокуроры, и психиатры, и военное начальство, и подсудимый были обречены на такие долгие мучения.

Никто, начиная с гаранта конституции, не знал, что делать с полковником и какую судьбу ему выбрать. Это приводило к казусам вроде того, что год назад случился с прокурором Назаровым. Вооруженный выводами психиатров, он потребовал снять с невменяемого в те дни полковника обвинения в убийстве Эльзы Кунгаевой, осудить условно за избиение подчиненного и освободить в зале суда. Он ошибся вместе с психиатрами, и тогда выяснилось, что задолго до своей речи прокурор ушел в отставку, а психиатры опять что-то напутали. Вообще, психиатры на этом процессе много поработали и до такой степени продвинули свою науку в смысле диалектики, что один и тот же простоватый с виду пациент оказался у них одновременно и нормальным, и сумасшедшим, и свихнувшимся в момент преступления, и ограниченно вменяемым в течение второй чеченской войны. Причем все эти диагнозы отчего-то хочется принять на веру.

Что же касается диагноза, который мы поставим самому суду, то он куда проще и места для разночтений не оставляет. Три с лишним года назад Россию в торжественной обстановке собирались исключать из ПАСЕ, и арест Буданова стал для Кремля большой внешнеполитической удачей. Так с тех пор и пошло, и по тем переменам, которые случались в ходе процесса, можно было судить о международной обстановке. 11 сентября, встречи Путина с Бушем, "Норд-Ост", референдум в Чечне - эти события слишком заметно влияли не только на течение суда, но и на заключения психиатров.

Начатое по внешнеполитическим причинам, само дело быстро "освоилось" и в политике внутренней. Для генералитета Буданов стал пешкой в игре с Кремлем: быстро сдав его, армия затем прочухалась и долго пыталась объяснить своему главнокомандующему, что в военное время судить вообще никого нельзя, даже такого полковника. Для карликовых патриотов типа лимоновских нацболов процесс стал поводом поскандалить у здания суда, выкрикивая брутальные слоганы. Кадырову освобождение "героя России" мешало на грядущих выборах, и ему до сих пор удавалось убедить Путина в том, что ради конституционного порядка Буданов должен сидеть.

Он, наверное, и будет сидеть, в одиночку расплачиваясь за всю армию. Ибо полковник с крепкими пальцами - человек очень невезучий и в сущности случайный на скамье подсудимых. Ему не посчастливилось отправиться на поиски снайперши в тот день и час, когда Родине зачем-то потребовалось доказать европейским парламентариям, что в Чечне царят закон и порядок. Сотни и тысячи его сослуживцев исполняют свой священный долг с тем же рвением и теми же результатами, что и он сам, а отдуваться приходится в одиночку. Все муки, которые претерпел полковник в зале суда, в "воронке", в камере СИЗО и на спецкойке в психушке, на допросах и в одиноких бдениях, - все это нужно было, как давно уж выяснилось, только для того, чтобы гладкий российский дипломат сказал в Страсбурге какому-нибудь недоверчивому немцу: ну что вы, коллега, не преувеличивайте и не передергивайте, никаких массовых преступлений в Чечне нет, а за отдельные правонарушения мы наказываем. Вот сидит же Буданов...