Военная Фемида гораздо милостивей гражданской. Это можно было бы приветствовать, но доброта ее – за счет потерпевших.

Проще говоря, в армии своих не сдают. По крайней мере, стараются не сдавать. При этом к “своим” солдаты и матросы срочной службы не относятся...

В Московском гарнизонном суде рассматривалось дело по факту избиения майором Владимировым пятерых подчиненных. Строгий майор обнаружил под солдатскими койками окурки. И взбешенный тем, что никто не признается в курении, натянул боксерские перчатки и, вообразив себя Тайсоном, нескольких солдат послал в нокдаун. А одному сломал челюсть (двойной перелом). Поскольку тот на месяц угодил в госпиталь, дело замять не удалось. Отметим: бил майор по существу беззащитных — дать ему сдачи значило надолго угодить в тюрьму. Суд в приговоре констатировал, что командир роты Владимиров “совершил действия, выходящие за пределы его полномочий” (изящно сказано!). Но поскольку он по службе характеризуется положительно - офицерское собрание дало ему характеристику, годную для представления к ордену, - суд счел возможным определить наказание “за ложно понятые интересы службы” ниже низшего предела - два года условно. И в должности его оставили - пусть воспитывает солдат дальше.

Подобный приговор отнюдь не редкость. В Мурманске адвокаты потерпевших приводили нам многочисленные примеры, когда офицеры или мичманы, избившие чуть не дюжину подчиненных, отделывались условным наказанием, оставаясь в том же звании и должности.

Судя по характеристикам, которые получают от своих коллег подсудимые, мордобой, очевидно, считается в офицерской среде чуть ли не доблестью.

Понятно, что далеко не по всем случаям избиений возбуждаются уголовные дела. До суда же доходит и того меньше. Чаще всего командиры, в особенности если это касается рядовых, предпочитают вершить скорый суд сами.

В день нашего приезда в г. Североморск Мурманской области “Комсомольская правда” рассказала о гибели служившего здесь матроса Миши Яроша. Его заподозрили в воровстве радиодеталий и заперли в корабельную каптерку. Скорее всего, избив при этом. Без воды и туалета Миша находился в каптерке 19 часов. Обнаружили его мертвым - по версии следствия он повесился. Офицеры флота, с которыми приходилось встречаться, в том числе и работник военной прокуратуры, были чрезвычайно возмущены. Не мучителями матроса, а... корреспондентом. Как посмела дискредитировать наш славный Северный флот!

“В смерти никого не винить...”

Эксперты считают, что в армии полноценно расследуется лишь малая толика уголовных дел. Закрытая от общественного контроля система военного дознания и следствия препятствует выносу сора из избы.

По данным правозащитной организации “Право матери”, ежегодно в армии умирают 3,5—4 тысячи человек. И это не считая Чечни. Очень часто смерть — результат чьего-то преступного действия (или бездействия).

Судя по письмам в “Право матери”, примерно четвертая часть смертей - самоубийство. Как правило, это “доведение до самоубийства”: побоями, издевательствами, травлей. Однако военные следователи отнюдь не спешат возбуждать по этим трагическим случаям уголовные дела.

Как свидетельствуют сотрудники Союза комитетов солдатских матерей России, 25,5% писем, поступающих к ним, это жалобы на избиения и даже пытки. На втором месте стоит смертность от различных заболеваний: 14—15%. Не нужно доказывать, что столь высокая смертность среди молодых людей явление ненормальное. Чаще всего она вызвана скверными условиями службы - плохим питанием, холодом в казармах, антисанитарией и пр. А также не оказанием вовремя медицинской помощи. То есть здесь наверняка могут содержаться признаки уголовных преступлений, но по подобным случаям потерпевшим (родным умершего солдата) почти никогда не удается добиться возбуждения уголовного дела.

8-9% смертей (третье место) - убийства в результате так называемых “неуставных отношений”. Этот процент обычно расследуется военной прокуратурой, но до суда доходит лишь десятая часть дел.

В Комитете солдатских матерей России подтверждают данные Главной военной прокуратуры РФ, что самым распространенным правонарушением является оставление места службы - в бегах ежегодно пребывают 40 тысяч человек. Но “солдатские матери” далеко не всех беглецов считают правонарушителями. Как показывает опыт их работы, большая часть беглецов были вынуждены пойти на это из-за все тех же “неуставных отношений”, а также из-за ненормальных условий службы. В Чечне дезертирами часто объявляют и тех, кто попал в плен к чеченским боевикам, что освобождает от хлопот по вызволению из плена.

Дезертиры, оказавшись в безнадежном положении, зачастую совершают новые преступления: кражи, грабежи и даже убийства.

Над водой видна только вершина айсберга

Как рассказывали нам мурманские адвокаты, а также в Мурманском областном комитете солдатских матерей, абсолютное большинство солдатских преступлений — следствие преступлений старших по званию. Сержантов, мичманов, офицеров. Чаще всего в судах это не удается доказать. Да суд особо и не старается.

Адвокат М. Полозова защищала матроса В., обвиненного в разбойном нападении. Матрос, вооруженный пистолетом, зашел в магазин и потребовал две бутылки водки. Как признался он Полозовой, и она склонна ему верить, на это боевое задание его послал мичман. Мичман же, дежуривший в тот момент по части, вручил заряженный пистолет (откуда бы у матросика ему быть?). Однако эту фабулу ни следствие, ни суд не расследовали.

Еще пример. В энной части солдат подложил под кресло своего воинского начальника взрывное устройство — тот чудом остался жив. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы предположить: подобное злодейство, конечно же, во многом спровоцировано отцом-командиром. Но военный суд не стал выяснять мотивы преступления — добился того, что военные же психиатры посчитали взрывника-самоучку больным. И суд отправил его на принудительное лечение.

Адвокат С. Притчин защищал очередного “бегунка”: тот поехал в отпуск и не вернулся. Прямо в родительском доме его и взяли. Защитник настоял на судебно-психиатрической экспертизе. Выяснилось, что “бегунок” чуть ни с детства страдает серьезным психическим расстройством. Это, однако, не помешало призывной комиссии признать его годным к службе. Теперь дезертир комиссован. Но никто из призвавших психически больного на воинскую службу ответственности не понес.

Правосудие берет под козырек

Когда работники прокуратуры и суда носят погоны, вполне естественно, что они прежде всего склонны блюсти интересы своего ведомства. Так как их понимают. Вышестоящий по званию воинский начальник и для них начальник: “Слушаюсь!”, “Есть!”, “Будет исполнено!”.

Армия содержит служителей своей Фемиды, присваивает им звания, обеспечивает жильем и пр., пр. В начале девяностых авторы судебной реформы попытались было вывести финансирование военных судов из армейского ведомства. Не удалось.

Судья Мурманского окружного военного суда А. Вишневский с гордостью рассказывал нам, что военный суд более гуманный, чем гражданский. Он выносит немало оправдательных приговоров и наказание дает не по максимуму. На фоне нашей жестокосердной “гражданской” Фемиды (0,4 % оправдательных приговоров) такую практику можно было бы только приветствовать. Вот только, как уже говорилось, гуманизм военного суда односторонний. Здесь своих предпочитают не сдавать, причем рядовые-срочники, которые чаще всего и оказываются потерпевшими, по негласной табели о рангах к своим не относятся. И уж тем более разные там штафирки. Последние скандальные судебные процессы (“дело полковника Буданова”, “дело о взрыве на Котляковском кладбище”, “дело по убийству Дмитрия Холодова”) достаточно наглядно это подтверждают.

Считается, что существование военной прокуратуры и военного суда вызвано исключительно военной спецификой, которая по зубам только военным. Имеет значение будто бы также необходимость блюсти военную тайну. Оба аргумента не более чем военная хитрость. Постичь “специфику” вполне в состоянии штатский судья, который специализируется на военных делах. УК и УПК ведь едины для всех. Ну а соблюсти тайну тоже не проблема. Многие юристы имеют допуски к секретам, существуют еще расписки о неразглашении и пр. Кстати, штатского адвоката допускают ведь к делам в военном суде...

Было время, когда существовали у нас транспортные суды. Их упразднили, и мир не перевернулся.

Ну а как там, “за бугром”? Могут ли нам что-нибудь подсказать страны с развитой демократией?

Как рассказал нам заслуженный юрист РФ и знаток этой темы С. Пашин, в США тоже есть военный суд. Правда, это суд присяжных. Офицеры сидят на скамье присяжных, когда судят офицера, солдаты - когда солдата. Во Франции несправедливость армейской Фемиды может быть исправлена гражданским кассационным судом, который не зависим от судейской властной вертикали. В Германии, да и в других европейских странах, под юрисдикцию военных судов подпадает лишь малое количество дел, связанных с чисто воинскими преступлениями...

И еще одна особенность: во всем цивилизованном мире у всех обвиняемых и у всех потерпевших обязательно имеется защитник. Если нет денег нанять адвоката, его назначает государство. И платит ему за это вполне прилично. У нас же назначенный адвокат получает чисто символическую плату. Да и ее-то задерживают по году и более. Понятно, что при такой оплате радения ждать не приходится. Главное же - потерпевшие в наших судах не имеют права на бесплатного защитника. Особенно это болезненно для армии. У солдата-матроса (или у его родных) денег на адвоката обычно нет. Добавьте сюда повальную правовую безграмотность. Вот и добейся в таких условиях соблюдения твоих прав на компенсацию, добейся должного наказания обидчика.

В суде права потерпевших вроде бы защищает прокурор. Но его больше заботит “государственный интерес”. Скажем, возмещение затрат военного госпиталя на лечение двойного перелома челюсти. Ну а возмещение материальных и моральных затрат самого хозяина этой искалеченной челюсти — дело десятое.

Адвокаты спешат на помощь потерпевшим

Этого добивается “Программа юридической помощи военнослужащим срочной службы”. Вот уже полгода как ее реализует Фонд гражданских свобод, созданный опальным предпринимателем Б.Березовским. Стартовавшая раньше программа помощи несовершеннолетним правонарушителям, исполняемая этим же Фондом, обеспечила судебную защиту уже более тысяче “малолеток”. И вот теперь уже более 500 солдат и матросов “срочников”, подсудимых и потерпевших (!) получили поддержку нанятых Фондом адвокатов.

Пока программа реализуется в Москве и Московской области, в Хабаровском крае, в Нижегородской, Челябинской, Мурманской областях. На очереди Владивосток, Калининград, Омск или Иркутск. И далее везде.

Так же, как и на программу защиты малолетних правонарушителей, на эту программу выделен миллион долларов. По 200 долларов на адвоката — для провинции вполне сносный гонорар.

В программе активно задействованы комитеты солдатских матерей, которые сводят солдат, попавших в беду, и адвокатов.

Мы встречались с адвокатами, работающими по программе. Самое трудное в их работе, как поняли, убедить потерпевшего (избиваемого, унижаемого, часто покалеченного) подать иск на возмещение ущерба. Родственники совершившего преступление и его адвокаты времени зря не теряют — дружно обрабатывают потерпевшего. Пытаются разжалобить, запугивают, иногда подбрасывают немного деньжат. В итоге потерпевшие частенько отказываются от своих показаний, данных на предварительном следствии... и рискуют из потерпевших стать подсудимыми. Ведь теперь их можно привлекать за дачу ложных показаний. Что и происходит довольно-таки часто. За год в Мурманске было десять таких историй.

Сложность положения потерпевшего заключается еще и в том, что ему после суда возвращаться в ту же часть, где служат дружбаны осужденного. Адвокаты вспоминают, как на очных ставках их подопечные просто от страха тряслись, встретившись лицом к лицу со своими мучителями. Тут нужно морально поддержать подзащитного, а то и добиться перевода его в другую часть.

Задача адвоката также подать соответствующие иски за моральный вред и материальный ущерб. И хоть как-то компенсировать перенесенные страдания. (Больше десяти тысяч рублей с обидчика обычно не взыскать.)

Адвокаты потерпевших считают своим долгом добиться достойного осуждения преступника. На юридическом языке это называется превенцией. Проще говоря, чтобы другим неповадно было. Ведь сложность положения потерпевшего заключается еще и в том, что ему после суда возвращаться в ту же часть, где служат дружбаны осужденного. Адвокаты вспоминают, как на очных ставках их подопечные просто от страха тряслись, встретившись лицом к лицу со своими мучителями. Тут нужно морально поддержать подзащитного, а то и добиться перевода его в другую часть.

Задача адвоката также подать соответствующие иски за моральный вред и материальный ущерб. И хоть как-то компенсировать перенесенные страдания. (Больше десяти тысяч рублей с обидчика обычно не взыскать.)

Адвокаты потерпевших считают своим долгом добиться достойного осуждения преступника. На юридическом языке это называется превенцией. Проще говоря, чтобы другим неповадно было. Ведь когда майор, возомнивший себя боксером, избивает пять человек и не лишается за это ни звания, ни должности, ни свободы, ждите продолжения.