ДОСЬЕ

Станислав МАРКЕЛОВ — 28 лет, москвич, окончил Московскую государственную юридическую академию, член Межреспубликанской коллегии адвокатов (одной с адвокатами Буданова). Из крупных дел, которые вел до этого: первые дела в России по обвинению в терроризме и политическом экстремизме (взрывы памятников Николаю Второму в Павловском Посаде и в Тайнинской под Москвой, попытка взрыва здания администрации Краснодарского края, квалифицированная как покушение на бывшего губернатора Кондратенко, убийство скинхедами граждан России афганской национальности).

— Обстановка такова, что суд очень спешит и отметает все, что может быть истолковано против Буданова.

Мы заявляем в день более десяти ходатайств, и каждое отклоняется.

— А почему ходатайств так много?

— Откуда все эти люди, которых мы просим пригласить для дачи показаний? И почему суд делает все, чтобы свидетели никогда не оказались допрошены?

Напомню версию суда: 26 марта днем Буданов задержал в селе двоих чеченцев, и один из них якобы указал на дом, где жила семья, поддерживавшая террористов. Мы, защита, стали выяснять, кто же эти люди. Странности начались с того, что один человек оказался ГЛУХОНЕМЫМ. То есть физически не мог СЛЫШАТЬ вопроса Буданова о том, кто в селе — снайперши. И физически ничего не мог ему ответить, хотя в материалах дела утверждается, что он именно рассказал об этом Буданову.

— А другой информатор?

— Его искать было проще: после встречи с Будановым их вместе сфотографировали корреспонденты газеты “Красная звезда”. Они работали в тот день в Танги-Чу. И сегодня 11 фотографий лежат в деле. Значит, по фотографиям человека можно отыскать? И тот, кто на фотографии, подтвердит суду, что Буданов ехал в село в тот вечер пленять террористов.

Но дальше оказалось: на фотографиях корреспондентов “Красной звезды” дата съемки 25 марта, а не 26-е, на чем настаивает Буданов, якобы 26-го днем информаторы говорят ему о “снайпершах”, и он, желая отомстить за убитых товарищей, едет “брать снайпершу”, еле дождавшись вечера; сильные чувства, уже признанные судмедэкспертизой праведными, захватывают его, он расправляется со “снайпершей”, как с врагом, по законам военного времени...

Но если оказывается, что информаторы стучали Буданову 25-го, то о каких спонтанных реакциях – чувствах, захлестнувших полковника полностью и оправдывающих его поведение, — можно говорить?

— Хорошо, кто-то ошибся в датах. Бывает... Ладно...

— Нет, не “ладно”. Несхождение деталей в деле — на каждом шагу. Например, значится, что информатор указывал на дом “грязно-белого цвета”, но у Кунгаевых – кирпичный, красный, и фотографии дома, откуда Буданов похитил Эльзу, – в деле.

Еще: информатор указал адрес “снайперши” по улице Заречной, а Буданов воровал девушку из дома по Заречному переулку, который находится в километре от улицы Заречной и в прямо противоположном конце.

— Все эти несхождения даже на обывательский глаз говорят об одном: суд обязан выслушать информатора. Ради установления истины: действительно, что же там было, в Танги-Чу, в момент принципиальной встречи информаторов и Буданова? И ехал ли Буданов за “снайпершей”? Или просто за женщиной? Которую, изрядно выпив, возжелал в ту ночь? И тогда “антитеррористическая операция”, героем проведения которой Буданов является, тут совершенно ни при чем? Тем более что в деле есть характерные упоминания на тему о многочисленных предыдущих “бабах полковника” (“опять командиру бабу понесли” — цитата из показаний солдата на предварительном следствии)...

— Естественно, мы нашли информатора. Он оказался Рамзаном Сембиевым, отбывающем наказание на территории Дагестана как похититель людей. Значит, доставить его в суд для допроса не представляет никакой сложности. Все люди, которые находятся в местах лишения свободы, попадают в компьютер. Для удобства судьи мы указали, в каком точно месте сейчас находится Сембиев, — совсем недалеко от Ростова-на-Дону...

Но суд ответил: “Нет. Нам не нужен этот человек”. Более того, слово дали прокуратуру (его фамилия Назаров, он из окружной военной прокуратуры), и он сказал, что раз свидетель – преступник, то, значит, он все равно не скажет правду и “нам его сюда тащить” не имеет смысла... Для прокурора оказалось неважно, что Сембиев – преступник по одному делу, а по этому – свидетель... Ничто не важно, когда это не факт в пользу Буданова. Таких прокуроров я еще не встречал: являясь государственным обвинителем, обязанным блюсти интересы потерпевшей стороны, Назаров постоянно защищает интересы подсудимого по всем вопросам... В ходе выступления прокурора, впрочем, оказалось, что какой-то местный прокурор подходил к Сембиеву в тюрьме и спрашивал, знает ли тот Буданова, а Сембиев вроде бы ответил: нет, впервые увидел по телевизору...

— Этот разговор информатора с прокурором зафиксирован?

— Нет, просто слова, пересказанные в суде.

— Что меняют эти слова Сембиева?

— Значит, Сембиев не отправлял Буданова по адресу “снайперши”, и мало ли по какой причине их зафиксировала рядом “мыльница” корреспондента.

— Можно ли утверждать, что сегодня окружной военный суд предпринимает все усилия, чтобы в деле Буданова не было достоверной картины совершенных преступлений?

— Да, именно так. Следующая история: одним из аргументов и дела, и судебно-психиатрической экспертизы является фотография, которую якобы хранил Буданов и на которой были сняты Эльза с матерью, где обе с оружием. Буданов утверждал: фотографию ему дал ради поиска женщин, погубивших офицеров его полка в Аргунском ущелье, глава селения Дуба-Юрт Яхъяев. Селение Дуба-Юрт было эпицентром февральских боев 2000 года.

Так вот, фотографии в материалах дела, оказалось, не было и нет. Значит, экспертиза лжет? И нет той отправной точки, с которой закрутилось “отмывание” Буданова?..

— Да, но остается Яхъяев? Можно допросить его?

— Но суд и в этом случае говорит: нет. Мы нашли Яхъяева, он согласен приехать, но... “Яхъяев не скажет “нам” “ничего нового”. То же самое – и в отношении генерала Герасимова, который 27 марта 2000 года, сразу после совершения преступления, задерживал Буданова.

— А что вам нужно, чтобы сказал суду генерал Герасимов?

— А если все-таки было оказано сопротивление при задержании, что это, собственно, уже меняет?

— Это дополнительная статья обвинения. И к тому же важная характеристика личности Буданова. Отказав нам во ВСЕХ ходатайствах и свидетелях, суд приобщил к материалам дела письмо генерала Шаманова, ныне губернатора Ульяновской области, в котором нет никакой фактуры, потому что Шаманов в момент совершения преступления Будановым в Чечне вообще не был. Но теперь суд с готовностью приобщает его письмо, где нет ничего конкретного, а просто утверждается: Буданов был прав, когда задерживал Кунгаеву как снайпершу, прав, что убил, раз она оказала сопротивление...

— Это – идеологическое ходатайство, судя по вашему пересказу, на идеологическом суде? Если от генерала Герасимова, Сембиева и Яхъяева суд отказался получить конкретную информацию как от прямых свидетелей, то от Шаманова согласился – лишь красивые, но нужные фразы?

— Да, это так. На заседаниях царят путаница, абсурд и чехарда. Если вы меня, защитника, спросите, на какой стадии сейчас находится суд, я скажу честно: “Не знаю”. Чтение всех материалов дела, например, закончено за полтора часа – 10 томов!

— Как же их читал судья?

— Вот так, не читая. Листая. И тут же было заявлено, что судебное следствие окончено. Но на следующий день судебное следствие было продолжено без всякого на то определения...

Еще: применены, например, две новые санкции по отношению к защите потерпевших. Во-первых, “последнее предупреждение”. Так мне сказал судья в ходе заседания, а когда я попытался выяснить, что это означает для меня, судья сказал, что применяет другую меру: “удаление из зала условно”. Что это такое, я не знаю. Согласно УПК адвоката могут удалить из зала, если он оскорбляет суд, например, ведет себя неуважительно... Но что такое – “условно”?..

— Как вы лично попали в это дело? Кто вас пригласил? Зачем вам это надо?

— Меня пригласил правозащитный центр “Мемориал”, когда тяжело заболел адвокат Абдула Хамзаев и суд, воспользовавшись этим, стал так подгонять процесс, что было понятно: вот-вот вынесут приговор. Это было в середине мая. В кулуарах суда меня тогда так прямо и спросили: отношусь ли я к чеченской диаспоре? Я ответил: “Посмотрите на мое лицо”. И второй вопрос: “Кто я по национальности?” Это меня спрашивал сам Буданов. Он постоянно орет на меня. На последнем заседании, например: “Чего ты разорался?”

— На “ты”?

— Конечно. Он – военный, ему все позволено. Но ни одного замечания или предупреждения от судьи за это он не получил.