СМИ.Ру, 15 ноября

Валерий Выжутович. Статья. Клинические симптомы. Минздрав вмешивается в дело полковника Ю. Буданова.

В деле полковника Буданова неожиданно появился новый фигурант. Это министр здравоохранения Юрий Шевченко. Он лично вмешался в процесс и отозвал из Северо-Кавказского военного суда результаты последней психолого-психиатрической экспертизы Буданова. Как сказал один из сотрудников Института им. Сербского, "подобного не было даже в сталинские времена". Юристы - о том же: нарушены и УПК, и закон о государственной судебно-экспертной деятельности. Ведь по установленному порядку отзывать из суда результаты экспертизы имеет право только руководитель учреждения, в котором проводилось обследование. О политической подоплеке решения, принятого министром, возбужденно заговорили и участники процесса. Минздрав тотчас же прописал им успокоительное, дав официальное разъяснение: речь идет о сугубо техническом дооформлении представленных суду документов, содержание и выводы экспертизы корректироваться не будут.

Имеется в виду экспертиза последняя. Которая, как можно догадываться, проводилась с целью откорректировать результаты предыдущей. А та установила: в момент совершения преступления полковник был невменяем. Клинические симптомы: "дисгармоническая структура личности, состояние органического поражения мозга, посттравматическое стрессовое расстройство, усиление во время службы в Чечне психопатических черт характера, брутальные вспышки агрессии". При таких повреждениях психики Буданов мог получить "ниже низшего предела", затем подпал бы под амнистию и был бы освобожден прямо в зале суда.

"Я со всей ответственностью заявляю, что это обман. Я не верю, что Буданов невменяем. Все это - спектакль военного окружного суда". Отец Эльзы Хунгаевой говорил то, о чем, следя за процессом, думала значительная часть общества, независимо от того, нравился ей этот спектакль или нет.

Даже прокуроры были вынуждены задать вопрос: почему данные экспертизы, проведенной в Москве, расходятся с врачебным вердиктом Новочеркасской психиатрической больницы № 1, где Буданов обследовался вскоре после ареста и был признан вменяемым? А потому, разъяснили специалисты из Минобороны, что в этот раз были применены новейшие, более совершенные методики, доступные только московскому институту. Электроэнцефалография и рентгенография позволили обнаружить у Буданова осколки в лобной части черепа и травмы в коре головного мозга.

Положим, так и было. Но тогда почему та же чудо-аппаратура, обследовавшая еще более изуродованную осколками голову Радуева, дала основания диагностировать абсолютную вменяемость чеченского террориста?

В достоинства медтехники, существенно обновленной со времен освидетельствования советских диссидентов, отчего ж не поверить. В отход от "репрессивной психиатрии" с ее заказными диагнозами после случая с Будановым верится с трудом.

Независимые эксперты утверждают: установить, что в момент совершения преступления человек был невменяем, практически невозможно. И как понимать запечатленную столичными светилами эволюцию будановской психики? Пока командовал полком, был вменяем. Похищая девушку, пребывал уже в состоянии ограниченной вменяемости. А убивал и вовсе с помутившимся рассудком.

Занимательно и другое. То, с каким старанием, упоением, энтузиазмом свидетели защиты (не обвинения!) рисовали личность подсудимого, выпячивая самые дурные его черты. Отличался буйным нравом, устраивал мордобой солдатам и младшим офицерам. Легко переходил от веселья к припадкам безудержной ярости. Однажды, заметив в солдатской палатке самодельную печку и гревшихся возле нее бойцов, приказал всем выйти вон и швырнул внутрь гранату. Часто напивался и в эти минуты был особенно отвратителен.

Это подчиненные - о бывшем своем командире. Их научили: погуще таких красок, побольше эпизодов, свидетельствующих... в пользу подсудимого. Все, что по нормам УК только отягощает вину, на процессе в Ростове предъявлялось в оправдание.

Жена Буданова тоже услужливо вспоминала: приехав в отпуск в октябре 2000 года, полковник был чем-то разгневан и едва не выбросил с балкона собственного сына. И Буданов благодарно кивал: да, было дело... Трудно вообразить, чтобы подобные показания не были заранее согласованы с подсудимым и адвокатом.

Медэксперт Минобороны показала на суде, что в момент совершения преступления полковник не имел права нести воинскую службу. После двух тяжелых контузий, полученных в октябре-ноябре 1999 года, его, оказывается, следовало госпитализировать, а затем отправить на военно-врачебную комиссию. Если так, то судить надлежало тех, кто позволил Буданову продолжить службу, доверил ему танковый полк. Но будановским адвокатам из военного ведомства, видно, легче было признать, что армией командуют невменяемые, чем привлечь к ответственности Трошева, Шаманова или кто там разрешил больному полковнику вернуться в строй.

Что было дальше, мы помним. Государственный обвинитель, который на суде вел себя как адвокат, был отстранен от процесса. По требованию Главной военной прокуратуры Буданова отправили на повторное обследование. Результаты этой экспертизы не оглашались, но поддавались прогнозированию с учетом меняющейся политической конъюнктуры. Нарастание в обществе недовольства чеченской войной, переговоры Рыбкина с Ахмедом Закаевым, миротворческая риторика "Яблока" и СПС - все намекало на то, что Буданова признают вменяемым и он свое получит.

Захват заложников в Москве опрокинул эти прогнозы. Конъюнктура опять изменилась. И обвинительный приговор никак не вписывается в нее. Зато хорошо вписываются плакаты, с которыми толпа снова явится к зданию суда: "Место героя - не в тюрьме, а в российской армии!", "Свободу русскому офицеру!".