Еженедельный журнал, № 5

Александр Рыклин. Статья. Им бы только заполнить казарму. Стр. 21-22

- Валентина Дмитриевна, ваша организация выполняет важные общественные функции, и эффективно выполняет. Почему вдруг решили партию создать?

- Мы существуем с 1989 года, то есть почти 15 лет, и пришли к выводу, что хотя наша эффективность в защите индивидуальных прав каждого, кто к нам обращается, высока, но сама система, воспроизводящая нарушения этих прав, система военная, жестокая, не меняется. Два года назад были иллюзии, что есть журналисты, которые стоят на нашей стороне, есть наши коллеги-правозащитники, политики наконец, а в прошлом декабре мы увидели, что вокруг нет никого. Все 15 лет мы работали с депутатами. Теперь Думы нет, Совет Федерации как представительный законодательный орган исчез давно. Политический пейзаж сегодня - это как после взрыва в Хиросиме и Нагасаки. Для достижения нашей цели - добиться альтернативной службы, добиться того, чтобы людей в воинских частях не убивали, не издевались над ними, чтобы их служба оплачивалась и условия были нормальные - нет ничего. Мы остались один на один с пустыней.

- А раньше было иначе?

- Тоже было непросто, но сейчас вообще нет ни одного представителя власти и ни одного политика, для которого тема военной службы и молодых граждан, которые обязаны идти служить, была бы интересной. А то, что говорит про военную реформу министр обороны... Идите, сказал он, военная реформа закончена. То же самое сказал президент.

- То есть реформа была не для людей, а для аппарата?

- Да, для аппарата, для денег, должностей и, конечно, для контроля. О людях, о тех, кто служит, вообще никто не думает. Важно заполнить казарму. Никому не интересно, что происходит с солдатами, когда они возвращаются со службы. Участники ли они войны, пневмонией ли они болели, наехала ли на них машина, что там с ними происходит. Два года обращаемся к президенту напрямую, говорим, что у нас инвалиды, военнослужащие по призыву, имеют пенсию в два раза меньше, чем все остальные инвалиды этой же группы. Потому что у них по закону базовая сумма в два раза меньше, чем у всех остальных. Несмотря на положительные путинские резолюции, первый год вообще ничего не делалось. В прошлом году после 10 декабря пришел ответ от имени правительства, подписанный вице-премьером Кареловой, где она пишет, что этически неправильно, чтобы пенсии для инвалидов Великой Отечественной войны и афганцев были равны пенсиям солдат по призыву. Пенсионный фонд не хочет, министр труда Починок не хочет. Нет никого, кто имел бы влияние, авторитет, силу для того, чтобы сказать: да, это наши люди.

- А почему вы считаете, что партия позволит решить эти проблемы?

- Разговор о партии у нас шел давно, с 1995 года, когда был наш первый опыт участия в избирательной кампании. Тогда 28 человек из регионов и несколько человек баллотировались в блоке с Памфиловой. За последние годы несколько моих коллег - в Томске и Сочи - пытались избираться и в местное законодательное собрание, и в Государственную думу. Наши женщины понимают, что как общественная организация они упираются в мясорубку. Чтобы что-то изменить, нужен другой инструмент. Я пыталась подсчитать, сколько в России граждан, которых интересуют проблемы, связанные с военной службой. Это же десятки миллионов людей!Одномоментно служит два миллиона солдат, пусть это будет даже плюс четыре миллиона родителей, но ведь это же год за годом происходит. Кто-то до сих пор расхлебывает то, что произошло в Афгане. Кто-то расхлебывает Карабах, кто-то - Чечню. Это тоже все семьи солдат. Пока существует решение президента, что призыв будет всегда, каждая женщина с того самого момента, как у нее рождается сын, становится солдатской матерью. Семьи, которые похоронили своих сыновей, тоже солдатские матери и солдатские отцы.

- Вот у СПС военная реформа была важной частью предвыборной программы, и это совершенно им не помогло.

- На самом деле она не была важной частью их программы. Это был продукт нашего многолетнего давления, который в принципе Союзом правых сил как партией принят не был. Нельзя сидеть на двух стульях. Один сопредседатель говорит, что война в Чечне восстановит престиж армии, а другой требует отмены призыва. И сама эта концепция - давайте отрезать хвост и уши постепенно - была выработана как возможность для компромисса с генералами: не хотите отменять призыв - давайте сделаем поменьше. Это были игры внутри.

- Единая народная партия солдатских матерей - расшифруйте, пожалуйста, название. Народная - это понятно, а почему единая?

- Существует много разных организаций, которые так или иначе называют себя солдатскими матерями. В 1990 году Министерство обороны решило в противовес комитетам солдатских матерей сделать свой комитет из родителей погибших солдат, дать им страховку и пенсию. Вот у вас погиб ребенок - вы солдатские матери, а остальные - нет. Там уже мало кто остался, потому что все уже объединено, но все равно такие минобороновские структуры существуют. Хотелось бы предоставить им возможность работать вместе с нами.

- На сегодняшнем политическом поле кто ваши сторонники, а кто противники?

- Среди политиков на сегодняшний день ни сторонников, ни противников определившихся нет. Найдутся и в КПРФ, и в "Единой России", и в "Родине" депутаты, которые могут поддержать или увеличение пенсии, или сокращение срока службы, или еще что-то. Но отмену призыва, переход к профессиональной армии - нет. Нет ни одного, кто поддержал бы это. Потому что все боятся. Каждый по своим причинам. Если говорить о европейских партиях, то наиболее близки нам те, кто называет себя новыми левыми. И в вопросе прав человека, и по антивоенной позиции. Решение о создании партии пока только принято. Не исключено, что ко времени проведения учредительного съезда что-то может измениться в России. Вдруг у нас появятся социал-демократы, с которыми у нас по многим позициям есть общие подходы?

- Каково ваше отношение к действующей власти?

- Мы видим, что президент не хочет и не может сделать то, чего от него ждут миллионы граждан - семьи, в которых есть сыновья. Не может, потому что власть военных в России очень сильна. Не хочет, потому что это ему сейчас не выгодно. 4,5 миллиона военнослужащих - это очень большой электорат. И голосуют они так, как им приказывают генералы. Жалко терять такой ресурс.

- Ваши отделения станут региональными партячейками?

- Нет. Мы не переучреждаемся. По закону в политическую партию можно превратить только общественную партию или организацию. Из каждой организации у нас есть представитель в коалиционном совете. Именно поэтому мы считаем, что партия - это еще один инструмент.

- Вы сами останетесь в комитете или возглавите партию?

- Ничто не мешает мне быть и там, и там.

- А в партии одни женщины?

- Нет, у нас есть и мужчины. Мы, конечно, рассчитываем на молодежь - и на призывников, и на тех, кто уже отслужил. Говоря о политической пустыне, я, кроме того, хочу обратить внимание и на то, что партийные и чиновничьи структуры поглотили женщин и растворили их в себе. Государство должно учитывать мнение женских организаций при определении стратегии в вопросах безопасности, мира, войны. Тут ошибка еще советских времен. Первые наши феминистские женские организации шли по американскому пути: добьемся квоты в органах государственного управления, квоты в партийных списках. Но это невозможно: нет достаточного количества женщин, чтобы эти квоты полезным образом заполнить. В последние годы все поняли, что путь женщин в политику лежит через какую-то общественную деятельность. Или через профессиональную, как у Хакамады. Конечно, мужчинам может быть обидно наше наблюдение, но материнская любовь более деятельная, а отцы готовы действовать, лишь когда они видят опасность. Но опасность тогда, как правило, уже очень большая. Отцы участвуют в нашей работе и одобряют политический шаг, хотя не одобряют название.

- По этому поводу была дискуссия?