Новое время, № 31
Послесловие к приговору по делу полковника Ю. Буданова.
Вадим Дубнов. Статья. Обыкновенный садизм. Стр. 4-5
В своем последнем слове Буданов извинился и выразил сожаление за неподобающее поведение в суде. В этот момент ни сожаления, ни новая грубость уже не влияли на приговор, которого оставалось дождаться и о сути которого догадывались уже все. Да и сам Буданов, похоже, понимал, что дело решается не в зале заседаний окружного Северо-Кавказского суда, да и вообще его, кажется, уже не слишком интересовал итоговый срок - десять ли, пятнадцать лет, пожизненно ли. Первой своей жертвой он объявил прокурора, следующим за Эльзой Кунгаевой и прокурором в соответствии с его мстительными планами должен был стать адвокат Хамзаев, потом - Виса Кунгаев, отец Эльзы. Буданов все знал про неуважение к суду и угрозу убийством - он, надо полагать, за это время вообще неплохо изучил кодексы. "Мне уже плевать на то, что вы мне еще навесите..."
Действо пережило само себя. Случись приговор года два назад, даже год, и не достать бы было билетов в Ростов, и ломился бы зал и прилегающие улицы от желающих увидеть воочию ход истории. Но история затянулась, прошла ненависть, зло стало банальным, а сам Буданов неинтересен, и власть добилась того, чего и не чаяла добиться: даже политическая суть процесса стала выморочным трюизмом, смысл рассуждений о котором где-то потерялся. Суд стал рутиной, он отбыл свой номер, никто не удивился, а адвокат Хамзаев усталым голосом, в котором не было уже ничего победительного, рассказал про опустошенность. "Виса Кунгаев после последнего слова сразу уехал. Даже не попрощались толком. Вот и вся наша трехлетняя дружба..." На оглашение приговора Хамзаев не поехал. Во-первых, чего ездить, когда все известно. А во-вторых, уже просто жаль было денег - сколько их было проезжено за три года?..
Буданов получил десять лет строгого режима. Плюс лишение воинского звания и ордена Мужества. Минус три с половиной года, которые он уже отсидел, - получается, не зря сидел и мотался по экспертизам. Осталось шесть с половиной.
С формальной точки зрения - пустяк. Столько сидят за кражу. Пустяк по сравнению с тем, что получают боевики - здесь "десятку" отмеривают автоматом, просто по факту поимки, и суд скор, так что никакого учета отсиженного не бывает. Одно только убийство, 105-я статья, часть вторая, по минимуму тянет на восемь лет. Плюс похищение человека - особо тяжкое преступление. Ну и превышение полномочий. Гособвинение требовало, выходит, немного: девять за убийство и, путем поглощения большего наказания меньшим, за остальное еще три, в итоге двенадцать. Защита и потерпевшие рассчитывали на максимум - только та же 105-я предполагает в качестве такового двадцать лет или, при моратории на высшую меру, пожизненное заключение. Плюс похищение...
Суд, как по горячим следам отметил Сергей Ястржембский, "проявил мужество и волю". У Ястржембского тоже были устало опущены плечи, он словно сросся с этой ношей и еще не освоился даже после освобождения. "Я думаю, что это имеет большое значение для многих институтов России, для гражданского общества..." Он не хочет проговариваться, но не получается, слишком большое дело закончено, и Ястржембский словно лишь блюдет приличия, оговариваясь, что нет в деле Буданова никакой политической демонстрации и политики вообще. "Это имеет неоценимое значение для Чеченской Республики, именно там ждали с особым нетерпением исхода этого дела и не верили в то, что суд может наказать высокопоставленного военнослужащего за совершенное преступление". У него как бы само собой проскакивает надежда на положительную международную реакцию - "нет никаких сомнений в том, что мы ее услышим уже сегодня". Может быть, это все-таки удар по армии? Нет, ни в коем случае. Армия, наоборот, избавляется от нечисти.
В Чечне действительно уже не очень верили в обвинительный приговор Буданову. Не верили так долго, что теперь он уже никого не поразит. Буданов, напомним, убил Эльзу Кунгаеву в 2000 году, а это уже история, и за прошедшие три года Чечня уже потеряла счет новым Будановым. Шкала, по которой мерили степень садизма тогда, уже давно сбита, и сама патетика будановского процесса, который все никак не хотел заканчиваться, обыденность, с которой научился делать свои заявления Виса Кунгаев, сухие сводки из зала суда, в котором дело об обыкновенном садизме слушалось как спор хозяйствующих субъектов, - вся эта пережившая себя рутина могла всколыхнуть кого-нибудь только в случае крайнего решения: или полное и бесповоротное оправдание - или пожизненные кандалы.
Власти же уже давно было не до общественной значимости - здесь Ястржембский не лукавит. Срок вычислен со всей скрупулезностью и деликатностью, сопровождающими любое начинание по сохранению стабильности. Оправдать нельзя, ничего похожего на полную катушку тоже нельзя. А формула стабильности неумолима: если нет варианта, который устроил бы каждого, вычисляется компромисс, который в равной мере не устраивает никого. К минимуму 105-й, части 2-й, прибавляется для приличия год, получается девять, потом приличия кончаются, и за все остальное накидывается несколько месяцев. Удара по армии нет, нормы правосудия и гражданского общества соблюдены, Буданов из убийцы и маньяка превратился в привычный элемент ландшафта, Виса Кунгаев первым же поездом, не дожидаясь приговора, уехал домой, где односельчане уже давно уговаривали не связываться с этим судом.
Страна теперь запомнит такого Вису Кунгаева, а не того, которому так толком и не дали похоронить дочь. История про то, как обыкновенный российский танкист изнасиловал и убил обыкновенную чеченскую девушку как-то растворилась в судебной состязательности сторон, в доводах адвокатов и экспертов, в нейтрально выдержанных репортажах из зала суда. Только адвокат Буданова с откровенно дежурным видом сообщает о планах обжаловать приговор - просто потому, что он адвокат. А адвокат Хамзаев с той же обреченностью готовит обжалование свое - на предмет мягкости приговора. Они отлично знают, что точка поставлена. Даже если случится очередной "Норд-Ост", к этому вопросу возвращаться больше неинтересно. Процесс какого-нибудь очередного Буданова, если он и состоится, больше никто, скорее всего, не заметит. Дело об обыкновенном садизме потеряло общественную значимость окончательно. Забудьте.