Парламентская газета, № 237

Альберт Валентинов. Статья. Синдром войны отцы подарят детям. Стр. 6

К шокирующему выводу пришли российские и американские ученые: люди, чья психика искалечена ужасами войны, передают это состояние своим потомкам.

В науке это называется посттравматическим стрессом - особым состоянием психики, не выдержавшей эмоциональных перегрузок, вызванных долговременной смертельной опасностью. В обществе бытуют другие названия: "Вьетнамский синдром", "Афганский синдром", "Чеченский синдром". Разница не только в географии. Каждая последующая война накладывает свой, более тяжелый отпечаток на людей, прошедших через огненное горнило, теряющих друзей, находящихся под постоянным страхом, что следующая очередь может быть твоя и ты не можешь избежать этого.

Что касается России, то психологи объясняют это просто. Воюя в Афганистане, люди еще верили, что исполняют интернациональный долг, и это как-то оправдывало возможную гибель. Но для чеченской кампании не придумали убедительных аргументов. Поэтому многие, вернувшиеся оттуда, через какое-то время - обычно через полгода - осознают, что, несмотря на все старания, не могут забыть прошедшего, вписаться в мирную жизнь. Люди осознают, что они здесь чужие.

- Конечно, не все вернувшиеся впадают в такое состояние, - говорит кандидат психологических наук Надежда Тарабрина, заведующая лабораторией посттравматических состояний Института психологии РАН. - Восемьдесят процентов в конце концов забывают об ужасах войны, втягиваются в мирную жизнь и ничем не отличаются от окружающих. Но вот остальные, образно говоря, так и не могут выйти из боя. Про таких людей у нас говорят: пришел с войны, но с войны не вернулся. У наших американских партнеров другое образное сравнение: эти люди впадают в черную дыру, когда в мыслях, чувствах, переживаниях, ночных кошмарах человека постоянно крутятся одни и те же картины - стрельба, взрывы, кровь и смерть, смерть, смерть... И окружающий мир эти люди видят через призму своих переживаний. У одних кругом враги и каждую минуту жди нападения. Значит, надо быть постоянно бдительным, готовым защищаться. Другие, наоборот, уходят от всего, что могло бы напомнить о военном прошлом, замыкаются в себе, не читают газет, не смотрят фильмы, не вступают в общение с окружающими, особенно с бывшими однополчанами, впадают в депрессию в клинической ее форме. Третьих постоянно грызет чувство вины за то, что они выжили, а товарищи погибли и они не сделали всего, чтобы их спасти. Вот почему всем им так трудно и на работе, и в семье и так часты нервные срывы.

В 80-х годах на США обрушился целый вал так называемых дезадаптивных состояний у ветеранов непопулярной в обществе вьетнамской войны. Резко возросло количество убийств, грабежей и насилий, совершаемых ветеранами. Количество самоубийств среди них втрое превысило потери на самой войне, количество разводов достигло 90 процентов. Тогда-то, после масштабных исследований, и было выявлено особое состояние психики у ветеранов, характеризующееся искаженным восприятием действительности и получившее название посттравматического стресса.

Шли годы, и можно было ожидать, что положение стабилизируется хотя бы потому, что ветеранов становилось все меньше. На деле же все вышло иначе: эпидемия дезадаптивного состояния расходилась по стране как круги на воде. Изучение этого феномена повергло исследователей в шок: эстафету подхватили дети, выросшие в семьях, где отцы создали атмосферу неприятия традиционных человеческих ценностей, где искажено не только восприятие окружающего мира, но и жизни вообще. Известно, что наибольшее влияние на поведенческие особенности ребенка, его психику в основном исходит от отца. Именно мужчина вольно или невольно формирует детскую душу своим поведением, своими привычками, своим мировоззрением. И неудивительно, что это стало одним из главных факторов, обусловивших рост детской преступности. А телевизионные кошмары, боевики и фильмы ужасов, которые считали главным фактором, обуславливающим детскую преступность, оказались фактором "вспомогательным". Падая на благодатную почву, они, так сказать, указывают путь неосознанным стремлениям души, которой неуютно в скучных бытовых рамках.

Скрупулезные американские статистики выявили парадоксальную закономерность: если среди афганских ветеранов 20 процентов были поражены посттравматическим стрессом, то среди их детей лишь те же 20 процентов избежали этого недуга. А 80 процентов тем или иным образом вступили на противоправный путь, осуществляя широкий спектр преступлений - от мелкого хулиганства и угона автомобилей до грабежей, изнасилований, убийств. И так же, как отцы, они не выносят тягот семейной жизни: количество разводов среди них втрое превышает средний по стране, равно как и количество самоубийств.

Теперь на сцену вышли внуки ветеранов - третье поколение. И здесь, как предполагают ученые, эти особенности психики уже могут закрепиться на генном уровне. Основания для такого предположения есть. Если преступления, совершаемые вторым поколением, имели под собой четкую мотивацию: дать выход накопившимся эмоциям, стремление сорвать большой куш, убийство на почве ревности или ненависти, то третье поколение действует порой совершенно немотивированно. Можно насчитать уже десяток случаев, приведших в ужас всю страну, когда еще вчера вполне благополучный ученик сегодня приходит в школу с пистолетом и расстреливает соучеников и преподавателей. И не может объяснить, что толкнуло на такой шаг. Так же, как не может зачастую объявить причины неудавшейся попытки самоубийства.

Ученые выяснили, что разницы между людьми, пораженными посттравматическим стрессом нет, к какому бы народу они ни принадлежали. На всех война действует одинаково. Совпадает и количественное соотношение ненашедших в себе сил вернуться к нормальной жизни - те же 20 процентов из всех вернувшихся. У тех, кто пострадал в боях, процент заболевших вырастает вдвое. И даже такой нюанс, что легче всего поддаются посттравматическому стрессу люди с более низким интеллектом, характерен для всех наций. Люди высокоинтеллектуальные легче переносят последствия войны. К сожалению, у нас в отличие от Америки нет открытых статистических данных о том, сколько именно афганских и чеченских ветеранов совершили преступления, сколько из них сидят в тюрьме. И главное, сколько детей ветеранов вступили на противоправный путь.

- Рост детской преступности и беспризорности в России, а также рост детского суицида вызван не только экономическими причинами, - говорит Надежда Тарабрина. Ваша газета недавно привела страшный факт: уже десятилетние ребятишки пытаются покончить с собой. Мы доказали, что посттравматический стресс действует на всех одинаково, значит, должны быть одинаковыми и его последствия. А раз так, то и дети наших ветеранов восприняли повышенную агрессивность, а также значительно обесцененное отношение к жизни - к чужой и собственной. Но если самим ветеранам мы можем как-то помочь в наших реабилитационных центрах, то их дети попадают в наше поле зрения зачастую тогда, когда их приходится не лечить, а наказывать за совершенные проступки.

В отличие от Америки у нас нет государственной программы помощи людям, пострадавшим от посттравматического стресса, и их потомству. А между тем после окончания афганской войны прошло 14 лет, и второе поколение "афганцев" становится действенным фактором, распространяя свое влияние на окружающих сверстников. И как утверждают психологи, индивидуальные травмы трансформируются в массовые, растет уровень нервно-психического напряжения всего общества. А уже подрастают дети ветеранов Чечни. И значит, напряжение в обществе будет нарастать.

Реклама