Труд, № 10

Иоланта Качаева. Статья. Служивые без погон. Стр. 3

У РОССИЙСКИХ ПРИЗЫВНИКОВ ПОЯВИЛАСЬ ВОЗМОЖНОСТЬ СМЕНИТЬ АВТОМАТ НА ШВАБРУ И БОЛЬНИЧНУЮ УТКУ

С нового года вступил в силу Закон об альтернативной службе. Подавать заявления призывники могут уже сейчас. В военкомат документы должны поступить до 1 апреля, ведь призывной комиссии предстоит определить: являются ли указанные молодым человеком причины обоснованными.

Закон об альтернативной гражданской службе (АГС) обязывает военкоматы безоговорочно принимать от призывников заявления на прохождение службы без оружия в руках. Каждый из них, кроме заявления, должен представить призывной комиссии автобиографию и характеристику с места работы или учебы. Юристы говорят, что теперь отрицательной реакции в военных комиссариатах на альтернативщиков не будет. А в военкоматах предупреждают, что убеждения призывника должны быть подкреплены документально. В частности, это должны подтвердить представители религиозной организации. Среди претендентов на альтернативную службу и те, кто декларирует пацифистские убеждения.

…Желание воевать, по мнению врачей, закладывается у мужчин “под корку” при рождении. Трое из десяти парней предпочитают не выпускать из рук оружия. Один из десяти появляется на свет ярым пацифистом. Остальные — те самые, неопределившиеся, которых одинаково несложно уговорить как воевать, так и работать в социальной сфере.

— Основным спорным моментом стал вопрос о том, где ребята-альтернативщики смогут нести службу, — говорит руководитель программы АГС гуманитарно-благотворительного центра “Сострадание” Сергей Кривенко. При центре создана коалиция “За альтернативную гражданскую службу”, в которую входят около 50 общественных организаций, представляющих почти все регионы России. — Генералы считают, что АГС не должна проходить по месту жительства: призывники, мол, обязаны ехать в другой регион. Вот только кто предоставит парням общежития? Неужели в больницах и домах престарелых найдется необходимое жилье для волонтеров? Другим камнем преткновения стал срок службы. Какой пацифист обречет себя на такие долгие испытания? Видимо, как обычно, призывники ударятся в бега…

А КАК “У НИХ”?

В Германии существует вполне боеспособная армия и одновременно действует АГС. Немецкие альтернативщики должны отслужить 12 месяцев, на два больше, чем солдаты. При этом они могут работать как на родине, так и участвовать в реализации социальных проектов за рубежом. Ребята поступают в распоряжение гуманитарных союзов и обществ, которые, в свою очередь, связываются с зарубежными коллегами. Денег за работу за границей они от государства не получают, находясь на довольствии принимающей стороны или спонсоров.

Немецкие волонтеры ухаживают за стариками в России. Первые из них приехали к нам в 1993 году. Работали в домах инвалидов и престарелых, ухаживали за больными детишками. Оказалось, что в Германии работа в социальной сфере, экологических организациях считается куда круче армейской службы. А девушки предпочитают встречаться именно с теми, кто несет в мир милосердие и доброту.

С одним из немецких волонтеров — Маттиасом Кирште, студентом исторического факультета Кельнского университета, я встретилась в московском кафе. Служба закончилась, а в России осталась уйма друзей. Теперь Маттиас навещает их. По-русски говорит неплохо, а ведь когда приехал в Москву в 1999 году проходить АГС, знал только одну фразу, заученную в школе: “Анна Каренина колеблется между разными чувствами”…

— Я не хотел идти в армию, потому что не признаю насилия, — поясняет Маттиас. — Один мой дедушка служил во время второй мировой фельдшером в пехотном полку, попал в плен, но оттуда не вернулся. Его жена — моя бабушка, очень обрадовалась, когда узнала о моем намерении ехать в Россию, чтобы помогать старикам. Она сказала, что люди не должны расставаться врагами. Другая бабушка была недовольна таким решением. Она считала, что в России голод, по улицам бродят медведи, стоят страшные морозы. Потом, правда, смирилась. Попросила даже отыскать могилку мужа — моего второго деда, который погиб в войну где-то в Брянских лесах. Кстати, недавно ей пришло письмо от русских следопытов, которые, говорят, нашли это захоронение…

В Москве у Маттиаса появились трое подопечных, за которыми он ухаживал не хуже родного внука.

— У меня были две старушки и один дедушка, — говорит он. — Виталий Григорьевич Русаков — из семьи репрессированных. Его мама была секретарем Бухарина. Когда я познакомился с Виталием Григорьевичем, он жил один, слепой. Все время слушал радио и знал обо всех театральных премьерах, выставках, кинофильмах в Москве. Сначала он стеснялся того, что я ему помогаю. Говорил, чтобы я посещал почаще культурные мероприятия… А еще просил изучить Россию, полюбить ее. Год назад Русаков умер… И я выполняю его завещание: путешествовал по Золотому кольцу, был в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Сочи, Сыктывкаре. Даже в Киеве и Минске побывал. На Соловках вместе с новыми немецкими волонтерами и первыми русскими альтернативщиками колол дрова для стариков…

И У НАС ЕСТЬ СВОЙ ОПЫТ

Неужели наши ребята не смогут ухаживать за стариками и больными детишками так, как немцы? Смогут. Тем более что в России уже проводились подобные эксперименты. Один из самых удачных — в Пермской области. Артем Аюпов год работал в “Комплексном центре социального обслуживания населения”.

— Самым первым заданием была бабуля, у которой надо было прибрать дома, — делится воспоминаниями Артем. — Работать пришлось в респираторе и резиновых перчатках. В квартире водилась тьма всяких насекомых, и атмосфера была не для слабонервных. Еще деталь: в ходе эксперимента я болел столько, сколько не болел три года после него. Теперь, когда я слышу разговоры о соотнесении тягот военной и альтернативной службы, просто вспоминаю свой опыт…

Евгений Вильюров тоже участвовал в эксперименте замены военной службы на АГС. Он выбрал для себя помощь онкобольным на дому.

— Увиденное задело меня до глубины души, — рассказывает Женя. — Грязь, неприятные запахи, тараканы повсюду… Первое, что приходило в голову: “Куда я попал?”. Но я остался и прошел этот путь до конца. Особенно сильно я подружился с одним из своих подопечных — Виктором Николаевичем Тельнюком. Он жил на крохотную пенсию по инвалидности. При моем приходе оживал: мы с ним подолгу беседовали, у него появлялась какая-то радость в глазах. Лекарства были необходимы постоянно. Я сам ходил к участковому врачу, отсиживал долгие очереди в поликлинике за рецептом для старика. Врач приходить к нему домой не хотел, ссылаясь на то, что “в квартире больного нет нормальных санитарных условий”. Иногда мне казалось, что болезнь отступает, а Виктор Николаевич выздоравливает. Он начинал что-нибудь мастерить — великолепно резал по дереву. Вместе мы отмечали праздники: пили чай с конфетами, а иногда и немного пива. А в марте он умер. Мне было так плохо, как если бы потерял очень близкого человека. После его смерти я изменился: понял, что когда-то и я стану стариком, буду нуждаться в чьей-то помощи.

Таких историй немало. Вот только станут ли они аргументом в пользу того, чтобы альтернативная служба оказалась не наказанием, а полной гуманного смысла и содержания деятельностью, настоящей помощью тем, кто в ней больше всего нуждается?

Реклама