Независимая газета, № 152 18 августа, 2001 г.
Сергей Шаповал. Статья. В остатке – человек. Стр. 8
КТО У НАС в 60-70-е не зачитывался ранним Хемингуэем и Ремарком, не без восхищения следя за тем, как пресловутое "потерянное поколение" мило спивается, странно шалит и почему-то грустит? Все это было знаками притягательной нездешней жизни, а романы настолько отличались от соцреалистической штамповки, что были интересными уже в силу этого обстоятельства. Хоть предисловия и поясняли, что поколение оказалось потерянным потому, что прошло через мясорубку Первой мировой и по возвращении к мирной жизни ощутило себя неспособным адаптироваться к ней, эта идея не очень впечатляла читающую публику. У
нашей страны, победившей в великой справедливой войне, был другой опыт.Через те же 60-70-е красной нитью прошли сообщения о вьетнамской войне. Воспринималась она как что-то очень далекое и экзотическое. Не менее экзотичным для нас было и антивоенное движение в США с участием ветеранов Вьетнама. Мы видели, как они сжигали американский флаг, бросали через ограду Белого дома свои боевые награды. Было известно и о проблеме, которую американцы назвали "вьетнамский синдром". Государству пришлось считаться с ним. Бессмысленная война была прекращена, ветеранам начала оказываться реальная помощь, в конце концов отменили всеобщую воинскую повинность, применение силы где бы то ни было стало производиться с оглядкой на общество.
Потом и у нас появился "свой Вьетнам" - интернациональная помощь народу Афганистана. Но если вьетнамская война проходила под бурное неодобрение значительной части американского общества, что в конечном счете заставило США прекратить бойню, то наша "интернациональная помощь" оказывалась при полном - за вычетом диссидентов - молчании, под рассказы о доблести "воинов-интернационалистов". Шквал критики обрушился на руководство страны, когда было разрешено критиковать. А десятки тысяч физически и психически искореженных солдат растеклись по просторам нашей бывшей родины. Вскоре эту "армию" пополнили участники миротворческих операций в Абхазии, Приднестровье и Таджикистане. Постоянно вливаются в нее люди, участвующие в наведении конституционного порядка в Чечне. Никто уже не оспаривает наличия у нас поствоенного синдрома. Дело за малым: разобраться в его содержании.
- В так называемом "вьетнамском синдроме" я бы отметил два аспекта, - говорит психолог Сергей Ениколопов. - Во-первых, он привел, кроме всего прочего, к тому, что была выделена для медицинского пользования такая единица - посттравматические стрессовые расстройства. В 1980 году американцы ее ввели в классификацию болезней. Одним из мощных толчков к этому послужило то обстоятельство, что вдруг в тюрьмах обнаружили большое количество ветеранов Вьетнама. Больше, чем это предполагается из популяции (обычно количество преступлений, совершенных прошедшими армию и другими категориями населения, примерно одинаково). При этом обнаружилось, что почти все они совершили насильственные действия, часто бессмысленные. Стали проводиться большие исследования, началась активная терапевтическая практика, в результате чего выяснилась интересная вещь: в психологическом и психиатрическом плане участники боев, жертвы изнасилований и серьезных катастроф представляют собой практически одно и то же. Они обладают определенным набором клинических признаков, но самое главное, на мой взгляд, что они становятся раздражительными и агрессивными.
Многие люди, переболевшие "вьетнамским" или "афганским синдромом", идут в наемники, рвутся еще раз пережить острые ощущения, изжить их, переживая по новой. Происходит продуцирование нового поколения насильников. И это относится не только к армии. Ведь многие из таких людей возвращаются в тихий провинциальный город, не могут приспособиться, с удовольствием избивают жену, детей, соседей, а то делают что-нибудь и пострашнее. Потом мы восклицаем: надо же, сколько насилия вокруг!
И второй аспект. Психологи обнаружили, что для многих людей, вернувшихся из Вьетнама, было важно признание со стороны общества и родителей. А столкнулись они с мощной кампанией, осуждающей войну, далеко не все родители безусловно признавали своего сына героем. Недавние солдаты попадали в двойственное положение. Сомнительна и ситуация, в которой оказывается человек, прошедший Афганистан и Чечню: мало того, что он сам не очень уверен в справедливости войны, в которой он участвовал, так еще со всех сторон слышит самые разные оценки происходящего.
Когда в Америке стали исследовать ветеранов Вьетнама, выяснилось, что у очень многих есть посттравматические стрессовые расстройства... кроме индейцев. Объяснение оказалось простым: у них с древнейших времен производится обряд очищения воина. Племя не желает иметь в своих рядах "психопата", который будет носиться и искать, где бы повоевать. Вне зависимости от того, справедливая ли, грязная ли была война, совершается обряд, и человек возвращается к прежнему занятию - скотоводству, земледелию и пр. Эти два аспекта - индивидуальных переживаний и общественной атмосферы - накладываются друг на друга и создают проблему.
Замечено, что всякие союзы афганцев были весьма активны во многих межнациональных разборках. И не только межнациональных. Сколько раз мы слышали: тот к афганцам обратился за помощью, другой. К этому нужно относиться серьезно, потому что сейчас все больше закручивается винт насилия в обществе. Мы в свое время не помогли им - это откликнулось увеличением насилия. Теперь Чечня. Жертвы преступлений, их участники, свидетели - все становятся объектами для оказания помощи. Мы занимались исследованием влияния боевых действий на детей. Можно с определенностью сказать, что психологическая помощь необходима всем. Самое страшное, что именно здесь производится посев "зубов дракона" - десятилетние дети с четким образом врага и ненавистью. А ведь они будут жить в XXI веке и запросто летать в Австралию на кенгуру посмотреть, но при этом ненавидеть своего соседа. Прямо скажем, невеселая перспектива.
Часть ветеранов войн становится "псами войны". Они уже ничего, кроме как воевать, не могут и отдают себе в этом отчет. И здесь есть положительный момент. Армия подразумевает определенные правила поведения, в ней есть корпоративность: если я сейчас кого-то не прикрою, завтра со мной поступят так же. Нужно быть коллективистом.
Такие профессионалы в меньшей степени распадаются как личности, чем те, кто по окончании службы выходит на гражданку. Очень многие из них просто не могут приспособиться, особенно это касается служивших в ВДВ. Они часто оказываются либо в охранных, либо в криминальных структурах. И там, и там они достаточно азартны и жестоки.Чеченская война, несомненно, даст новый эффект. И во Вьетнаме, и в Афганистане войны были против "чужих", враги говорили на разных языках. Чеченцы говорят по-русски и часто лучше, чем командиры российской армии. Враждующие стороны могут разговаривать на одном языке, они в школе учились по одной программе, смотрели одно и то же телевидение. Это усугубляет последствия: убивают своих. Поэтому и говорят, что они другие, мусульмане, называют их "духами" и "чехами". Это естественно. Я думаю, если завтра центр Москвы начнет бороться с окраинами, кто-то обязательно станет "москвичами", а кто-то - "духами".
Все, о чем я говорил, относится не ко всем участникам войн. Серьезные последствия наблюдаются у 20-24%. Ими нужно заниматься, чего у нас практически не делается. Кроме создания определенных структур, есть еще один важный момент. При всем том, что американцами эта проблема исследована, специфика нашей жизни и культурные особенности таковы, что
нам практически все нужно изучать самим. Достаточно проехать по стране, как становится ясно, что есть северные русские, южные русские, я уж не говорю о том, что у нас страна многонациональная. Все это вместе создает такую проблему, что американцы со своими неграми и белыми - ничто по сравнению с нами. Потом они более нормативны: им сказано зубы чистить - они чистят; сказано обращаться к психологу или психиатру по такому-то вопросу - они обращаются. У нас это не заложено в культуре. Здесь нельзя экономить, надо давать деньги (кстати, не такие уж большие) на исследования, создание структур психологической помощи. Существующие реабилитационные центры - это капля в море.Теперь о другой стороне проблемы - так сказать, психосоматической. Рассказывает хирург-травматолог одного из подмосковных военных госпиталей (еще несколько лет назад эти данные были засекреченными).
- Есть два фактора, влияющие на заживление травм и ранений. Первый - в каком состоянии получена травма или ранение. Травма, полученная человеком неожиданно, заживает в среднем в 2-3 раза быстрее, чем аналогичная, полученная в состоянии стресса. Скажем, перелом бедра в обычной ситуации (человек шел по улице и поскользнулся) вылечивается за 8-10 месяцев, в военных условиях - 1,5-2 года
. И второй - проблема политравмы. Это повреждение нескольких сегментов или областей, когда включается синдром взаимного отягощения. Одно дело, если у человека просто перелом бедра, но если он сочетается с черепно-мозговой травмой, травмой живота или грудной клетки, то заживление проходит намного дольше. То же самое относится и к ранениям.Люди, воевавшие в Афганистане, попадая с ранением в госпиталь и узнавая, что после лечения придется ехать домой, часто просто плакали. Ощущалось, даже в госпитале, что это особое братство, своеобразный орден. В раненых из Чечни заметно больше безразличия, это просто разрозненная группа людей, получивших ранения. Факт, что довольно много "самострелов", тоже о чем-то говорит.
В госпиталь поступают и военнослужащие, изувеченные в результате экстравагантных действий. И таких довольно-таки много. Например, из Таджикистана привезли парня, который хотел поймать дикобраза (из него, оказывается, готовят деликатесное блюдо). Животное нырнуло в какую-то нору, солдат - за ним и обнаружил там две мины. Одну он обезвредил, другую не сумел. Это типичный случай ранения из-за большой любознательности. Найдя мину, гранату, снаряд, очень многие хотят посмотреть, что там внутри.
Не надо строить иллюзий по поводу будущего этих пациентов, ведь значительная их часть уходит из госпиталя калеками. Государство не в состоянии обеспечить положенными льготами ветеранов войн, хотя правительство берет на себя определенные обязательства перед людьми, выполняющими приказ. Больше пятидесяти лет прошло после
Великой Отечественной, и до сих пор не разобрались с ее ветеранами, не отдали то, что положено. Не выполняются обещания, данные афганцам. Что уж говорить о тех, кто вернется из Чечни.***
"Все войны заканчиваются миром", - гласит pасхожий афоpизм. Звучит по-военному оптимистично. Однако стоит сделать лишь один шаг за пределы этой логики, чтобы стало понятно, что мир не делится на радость от его наступления без остатка. Остаток этот - человек. То, что он уносит в своей памяти и подсознании с полей сражений, зачастую пострашнее, чем остающиеся руины. Психика поддается преобразованию значительно труднее, чем окружающая реальность. Если вообще поддается...