Один за другим подъезжают “рафики” и целые автобусы, набитые растерянными мальчишками. Некоторые — по морозу — в одних свитерах. Новобранцев берут в метро, в кафе, на улицах, на работе. Идет призыв на “службу Отечеству”.

Глаза на мокром месте, резкие, сорванные или, наоборот, усталые и тихие голоса матерей. Такую картину мы увидели вчера у забора, отгородившего от внешнего мира Городской сборный пункт Военного комиссариата г. Москвы. Сюда свозят призывников, здесь их уже ждут “покупатели” из неукомплектованных воинских частей. Смотря на эту картину, невольно задаешься вопросом: неужто новая война началась? Логического объяснения происходящему найти невозможно.

— Пришли два милиционера около 10 вечера, сказали, что отвезут сына на медкомиссию. Добавили, что врачи работают до 22.00 и они как раз успевают. Он никогда не бегал от этих повесток — всегда, когда их приносили, являлся в военкомат. Одну комиссию уже проходил. А одну повестку прислали задним числом. Она была на 21-е, а пришла 23-го — вот так он один раз не явился.

У Валентины Сергеевны сын пропал в субботу. Повязали, что называется... и ни слуху ни духу. Она привезла на ГСП вещи, еду, документы. На вопрос, где ее сын, милиционеры на КПП пожимают плечами: мол, не знаем. Советуют обратиться в военкомат. В военкомате женский голос отвечает, что они ничего не знают, раз забрали — значит, сын уже служит. Каждый день женщина приходит на рассвете и до вечера стоит под дверью. Ждет хоть какой-нибудь информации.

— Мы не отказываемся, раз надо служить, — говорит она. — Но они ему даже с сестрой не дали попрощаться. Я узнала, только когда пришла с работы.

Без повестки, без проводов, без прощаний... С бронью до следующей весны — парень учился в университете. Взяли как преступника. Похоже, справедлива поговорка про то, что на каждого в нашей стране статья найдется. Всю мужскую часть населения, не служившую в армии, например, можно “забрить” по статье об уклонении от воинской службы. Даже самый больной инвалид не отвертится от армии, если его медицинская карта неожиданным образом пропала из поликлиники, к которой он приписан.

Екатерина Васильевна тоже обнаружила, что сына “забрали” неожиданно. Он поехал на работу и через полчаса позвонил с какого-то мобильного телефона, за десять секунд успел сказать, что уезжает служить на юг. Больше про место будущей службы поведать не успел. Успел крикнуть в трубку, что его взяли в метро, потом связь оборвалась.

— Он только на работу устроился, жениться собрался. Мы сегодня приехали, а нам говорят, что он уже на месте — в Ейске в Краснодарском крае. А когда позвонила в военкомат, мне там капитан какой-то сказал, что в таких случаях не надо на улицу выходить. Он говорит: не работайте, не гуляйте — сидите дома и не открывайте дверь никому. Издевался надо мной. Он мне еще и байку рассказал, что, мол, одному мальчику вчера исполнилось 18, так он сам пришел даже без повестки и сказал: заберите меня в армию. Я думаю, этот мальчик или скрывается от чего-то, или ему жить негде. Нормальный человек в нынешнюю армию не пойдет.

Эта женщина, единственная из всех стоявших у КПП, знала, где ее сын.

Конечно же, любая мать боится потерять ребенка. Конечно же, матерей пугают разговоры о дедовщине, конечно же, постоянные случаи дезертирства солдат не могут происходить просто так. Конечно же, армия больна — военными становятся люди, изучившие полумесячный курс военной грамоты. Военкоматы не заинтересованы в альтернативной службе: каждый следующий призыв — это очередное вливание откупных денег в семейный бюджет работника военного комиссариата. Недавно знакомый рассказывал, что его друг, работающий в медкомиссии рядового военкомата, за пару лет при зарплате, условно говоря, ниже прожиточного минимума обзавелся квартирой, машиной и другими дорогостоящими атрибутами существования. Другую причину столь яростного рвения военкоматов озвучил военный комиссар Москвы полковник Василий Красногорский. В Москве, по его словам, к Новому году надо отловить 6 тысяч призывников. Количество явно приоритетнее качества. По словам того же Красногорского, только 10% москвичей идут служить — другие либо учащиеся, либо непригодны по состоянию здоровья. Но даже эти 10%, судя по рассказам матерей, днюющих у стен ГСП, не вполне пригодны к службе.

Найти кого-нибудь ответственного, кто может поведать о судьбе ребят, чьи матери пришли на сборный пункт, нам так и не удалось. В лучшем случае здесь называют место службы. В худшем — молчат.

Под конец разговора из поликлиники позвонила свекровь Елены Юрьевны — сказала, что за медкартой уже кто-то приходил и забрал с собой — выписки, соответственно, не будет. На прощание эта женщина бросила в сердцах, что будет подавать в суд на военкомат, и пошла к трамвайной остановке.

Невозможно понять, кто виноват в той вакханалии, которая сопровождает каждый призыв. Военкоматы кивают на призывные комиссии (как будто их представители туда не входят), призывные комиссии — на военкоматы и органы МВД, превышающие свои полномочия. Но всерьез никто проблемой не занимается. Призыв в армию в России сегодня можно приравнять к землетрясению или еще какому-нибудь катаклизму. Служить Отечеству идут под конвоем, так и продолжают. Но будет ли от такой службы толк?