Еженедельный журнал, № 5

Вита Мач. Статья. Психушечка с самострелом. Стр. 23-25

Здравствуйте, дорогой человек, узнаете меня? Это Москва, Комитет солдатских матерей беспокоит. Тут у нас ваш солдатик. Был в психушечке, с самострелом, потом сделал ноги... Не-ет! К вам он больше не пойдет, он теперь мой! - на той стороне провода явно не рады звонку, но сотрудница московского Комитета солдатских матерей Мария Григорьевна Федулова разговаривает ласково и одновременно уверенно. Сразу становится ясно, что солдата она действительно назад в армию не отдаст. Удивительное дело: при том, что в офис Комитета солдатских матерей постоянно приходят плачущие женщины и сломанные армией парни, обстановка здесь на редкость жизнеутверждающая. Несмотря даже на плакаты на стене тесной комнаты: "Матери! Возвращение сына в ту же часть - это путь на кладбище!", "Отправляя сына обратно в часть, не забудь с ним попрощаться".

"У нас был горький опыт, когда ребят возвращали в часть, из которой они сбежали, и после этого они там погибали", - говорит Мария Григорьевна. Рядом с ней сидит мама сбежавшего солдатика - Любовь Владимировна. Ее сын Денис служил в Ханкале, в мотострелковой дивизии. Впрочем, отслужить он смог всего лишь месяц - начался кошмар, который официально называется "неуставные отношения". "Что там было, я не знаю. Он мне сказал: мам, если я все расскажу, тебе плохо будет", - рассказывает Любовь Владимировна. Парня довели до того, что он решил застрелиться. По счастью, не удалось - прострелил себе плечо. Матери позвонил из госпиталя, она тут же приехала. "Врач в госпитале нам сказал, что его отправят обратно в часть, а там - по усмотрению командира части. А сын мне говорит: помоги бежать, иначе мне конец. Конечно, я его тут же забрала. Принесла одежду в госпиталь, мы сели в поезд, и через двое суток были в Москве", - рассказывает Любовь Владимировна. И снова берется за телефон. Услышав ответ, передает трубку Марии Григорьевне, которая умеет разговаривать с военными командирами лучше, чем перепуганные мамы.

"У нас ваш беглец, прибыл в пункт сбора военнослужащих, проходит ВВК (военно-врачебную комиссию)... Я знаю, что у него крыша съехала! Дайте мне, пожалуйста, выписку - с чем он у вас лежал?.. Нет, комиссию он будет проходить здесь. Что? Ничего не дадите? Ну и ладно, спасибо вам!" - улыбается Мария Григорьевна и кладет трубку. "Я его не отдам! - решительно говорит Любовь Владимировна. - Я его и в армию-то отпускать не хотела, а он одно твердил: пойду служить, и все! Теперь не узнаю своего сына: злой, дерганый. Он даже объяснительную не может написать - волнуется. Если бы они справку прислали из Владикавказа, комиссию пройти было бы проще и быстрее".

Кстати, только в Москве выяснилось, что можно было обойтись и без побега - парня должны были комиссовать после того, как он попал в госпиталь с ранением. "И не надо отдавать сына, он здесь все отлично пройдет", - не допускающим возражений тоном говорит Мария Григорьевна. И делает еще несколько звонков во Владикавказ - сообщить, что Денис в Москве, на пункте сбора, и чтобы его не объявляли в розыск. Телефон в офисе звонит постоянно. "Алло? У вас мальчик призывник или уже служит? Записывайте адрес". В коридоре - очередь. Прием ведут три-четыре человека. "Что это у нас столько народу - вроде бы призыва нет", - в комнату входит мужчина, снимает пальто и садится за стол. "Так это мы разгребаем последствия осеннего призыва", - отвечают ему. Владимир Чумаков, полковник юстиции в запасе, и что примечательно - бывший начальник приемной Главной военной прокуратуры, сейчас работает адвокатом и на общественных началах консультирует Комитет солдатских матерей: помогает составить судебные иски, жалобы в прокуратуру и пр. "Чаще всего приходится сталкиваться со случаями незаконного призыва - когда призывают студентов или ребят с хроническими заболеваниями. Хорошо, если родители сразу успели обжаловать действия военных. А если уже забрали в армию, то оттуда гораздо труднее получить", - говорит Владимир Чумаков.

"ШЕРСТЯНЫЕ" И "СЛОНЫ"

Заходят следующие посетители: Елена - красивая кареглазая женщина и ее сын Максим. Они из Самары. "Максим очень хотел идти в армию, говорил: я же мужчина, должен служить, - рассказывает Елена. - Я даже гордилась, что у меня такой сын". Поначалу думали, что Максиму повезло: попал на службу в Москву, в бригаду охраны Генерального штаба. Казалось бы, элитные войска, все призывники прошли отбор ФСБ. Максим воодушевился и даже решил после армии продолжить карьеру военного. Первые два месяца прошли гладко, матери по телефону сказали, что у сына нет ни одного нарушения. А потом началось. Старослужащие, те, кто уже отслужил полтора года, поначалу присматриваются к молодым. Тех, за кого могут заступиться родственники-военные, называют "шерстяными" и не трогают. Остальные - это "слоны", их можно терроризировать безнаказанно. Особенно достается тем, с кого есть что взять. А Максима навещал отец, живущий в Москве, давал деньги. И Максим, что называется, попал: "деды" стали наседать, гонять в магазин - за сигаретами, телефонными карточками, лимонадом, курицей гриль. Не принес - штраф, рублей 600. Приходилось выкручиваться: убегали в город, клянчили у прохожих деньги - по рублю, по пять. А "деды" тут же докладывали ротному о самоволках и за то, чтобы "замять неприятности", опять трясли у молодых деньги. Постепенно у Максима накопился долг в 2,5 тысячи рублей. Начали бить. По-хитрому: привязывали к кровати на втором ярусе и отбивали кисти и ступни, чтобы синяков не было. Впрочем, синяки не большая проблема. В случае побоев осмотр проводит сержантский состав - то есть те же старослужащие.

В общем, Максим не выдержал и через восемь месяцев сбежал вместе с другом к его родителям в Рязань. Сразу же сдались в комендатуру - пока не прошло трех суток, засчитывается явка с повинной. Прокуратура возбудила уголовное дело.

Расследование, однако, закончилось быстро: дело вернули в Москву, в ту же часть - для внутреннего разбирательства. Естественно, его немедленно замяли, а Максиму с другом пришлось вернуться. Наказали их так: абсолютно голых заперли в душевой и держали там без еды трое суток. "Нам ребята из нашего призыва втихаря принесли полбуханки хлеба, мы как накинулись - порвали на куски и съели. А потом пришел ротный и при всех нас избил", - рассказывает Максим. После побоев он оглох на правое ухо, долго был в санчасти. Потом его снова вернули в часть. Он вытерпел три-четыре дня, после чего опять сбежал. Сейчас проходит медицинское обследование: врачи констатировали повышение внутричерепного давления и прочие последствия сотрясения мозга. Кроме того, в отношении Максима возбуждено уголовное дело - за самовольное оставление части. "Я не отказываюсь служить, но там больше оставаться не могу, - говорит Максим. - И быть военным, ясное дело, я больше не хочу". Мария Григорьевна подробно инструктирует мать с сыном и подгоняет: идите в прокуратуру, а то там приемное время закончится.

Посетители идут потоком. Вот мать, у которой не вернулся со службы сын: срок закончился еще 29 ноября, но там что-то говорят об уголовном деле и не отпускают. "Он на Чукотке, я бы поехала, но далеко очень. Сын утверждает, что не виноват, да и дело закрыто. А командир не отвечает ни по телефону, ни на запросы". Ей объясняют, что просто ехать нет смысла: сначала надо выяснить, если сын обвиняемый, то его имеют право задержать, а если свидетель, то должны отпустить. Вот отец, который не может узнать, куда призвали его сына: вроде бы в военно-морской флот, а место неизвестно. Мария Григорьевна опять звонит и звонит по телефону. Голос уже хрипит, но интонация такая же, ласково-материнская: "Здравствуйте, а кто есть из офицеров? Да мне все равно кого, это Москва, Комитет солдатских матерей беспокоит..."

Реклама